— Тысяча рабов в год? — слегка нахмурившись, уточнил Ламашептра.
— Разумеется нет, — негромко хмыкнул Нагаш. — Тысяча рабов в месяц, чтобы помочь мне с великим строительством в некрополе. И в интересах мира, конечно.
— Мира. Конечно, — отозвался ламиец. — И я уверен, эта цена куда ниже, чем та, что пришлось заплатить Зандри.
— Безусловно, — согласился Нагаш. — Я рад, что ты все понимаешь.
— Не волнуйся, кузен. Я многое понимаю. — Ламиец кивнул на меньший трон, справа от Нагаша. — Но вот почему-то я не вижу мою знатную тетушку и ее сына. Я столько слышал о легендарной красоте Неферем и очень хочу увидеть ее своими глазами. — Он слегка поклонился в направлении трона. — У меня есть для нее подарок от народа Ламии, свидетельствующий о нескончаемой любви к Дочери Солнца и преданности ей. Надеюсь, ты позволишь мне преподнести его?
— Мы всегда рады получать дары от великих городов, — небрежно сказал Нагаш. — Давай его сюда и позволь мне взглянуть.
Ламашептра широко улыбнулся и сделал знак своей свите. Из толпы телохранителей, придворных и рабов выскользнула невысокая худенькая фигурка и поспешно приблизилась к возвышению. Нагаш увидел юношу, скорее мальчика, не старше пятнадцати лет, но почему-то в ярко-желтом одеянии жрецов Птра. Мальчик остановился около Ламашептры и низко поклонился Нагашу.
Царь Кхемри недовольно воззрился на мальчика.
— Это что, такая шутка? — спросил он.
— Вполне понятная реакция, кузен, — негромко фыркнул Ламашептра, — но заверяю тебя, Небунефер — жрец, получивший полное посвящение. Жрецы Махрака утверждают, что он — один из самых одаренных юношей своего поколения и что Великий Отец предназначил ему особую судьбу. Однако пока он будет служить царице и заботиться о ее духовных потребностях, раз уж она не может участвовать в обрядах в городском храме.
Нагаш с трудом пытался скрыть раздражение. Надо признать, этот ламийский хлыщ весьма умен, но в чем его цель? Может, Жреческий совет подкупил его, чтобы заслать во дворец своего шпиона? А может, Ламашептра — добровольный союзник проклятых жрецов?
Разумеется, Нагаш мог отказаться принять этот дар, но это означало проявить слабость, а Махрак просто начнет посылать жрецов одного за другим, пока не вынудит его согласиться. Нагаш с подозрением посмотрел на мальчишку. Лицо у Небунефера было открытым и уверенным, полным самонадеянности юности. «Интересно, — подумал царь, — какова на вкус его кровь?» И улыбнулся.
— Добро пожаловать, мальчик, — обратился Нагаш к Небунеферу. — Служи царице хорошо и со временем будешь вознагражден.
Небунефер еще раз поклонился, а глаза Ламашептры загорелись торжеством.
— Так где же моя возлюбленная тетушка и ее сын? — снова спросил он. — Я надеялся увидеть ее здесь, сидящей перед гостями и верными подданными, как полагается правительнице.
Нагаш молча посмотрел на Ламашептру долгим изучающим взглядом, поднял правую руку и сделал знак кому-то в тени позади трона.
Из темноты послышался шепот, следом зашаркали шаги. Но оттуда появилась не Неферем и даже не Сухет. Первым из тени вышел старик, хромой и изломанный, с лысой, покрытой шрамами головой, с обвисшими, дергающимися губами и неожиданно пронзительными и лихорадочно-яркими синими глазами. Газид, последний великий визирь Кхемри, повернулся и поманил кого-то из тени, как ребенок, зовущий играть своих товарищей. Он не обращал внимания на лица, уставившиеся на него из толпы. Взгляды, полные ужаса и жалости, давно ничего для него не значили. Нагаш сохранил ему жизнь в ту ночь, когда заживо похоронил брата, но сохранил не из милосердия. Он отдал старика своим вассалам, изобретательно пытавшим его несколько лет подряд. Возраст и страшные муки лишили его когда-то острого разума, и теперь он был всего лишь маленьким ребенком в теле старика. И лишь тогда Нагаш вернул его Неферем и Сухету.
Газид выманил на свет высокого юношу благородной наружности, одетого как аристократ, в юбку и накидку из парчи. На голове у него блестел золотой венец князя. Сухет унаследовал красивые черты своего отца и жестокую манеру поведения своего прославленного деда, а также его пронзительный взгляд и квадратный подбородок. Похоже, даже Ламашептру поразила царственная осанка юноши.
Сухет, сын Тхутепа, держался с исключительным достоинством и уверенностью. Он прошел мимо большого трона с таким видом, словно тот стоял пустым, спустился по каменным ступеням и остановился перед царем Ламии. При виде юного князя по толпе избранных пробежал рокот недовольства. Архан, тот и вовсе смотрел на Сухета как на ядовитую змею.
Ламашептра тепло улыбнулся Сухету, нарочито не обращая внимания на неприязненные взгляды аристократов. Он начал что-то говорить, но слова застряли у него в горле, едва он увидел Дочь Солнца, появившуюся из темноты за троном Нагаша.
На ней было платье чистейшей белизны, подпоясанное ремнем из кожи и отполированной меди, свободно лежащим на бедрах. Длинные черные волосы вымыты с добавлением ароматических масел и заплетены в толстую косу, доходившую до талии. Зеленые глаза царицы, подведенные углем, ярко сверкали, но никаких других бальзамов и красок она на лицо не добавила. Шла она босой и простоволосой, не надев ни тяжелой золотистой накидки, ни прекрасного царского венца, ни золотых браслетов и колец, привезенных из далекой Ламии. Неферем, царица Живого Города и Дочь Солнца, укуталась в страдания. Ее лицо казалось бледной маской, прекрасной, но застывшей, как изображения, вырезанные на саркофагах.
Царица уже не была той юной девушкой, как когда-то. Жизнь и утраты оставили свой след на ее лице, состарив раньше времени. При виде ее в зале зашептались, и даже Ламашептра растерялся. Он отпрянул, словно от удара. На кратчайший миг взгляд его карих глаз метнулся к человеку на троне Кхемри, и царь Ламии медленно, благоговейно преклонил колени перед Неферем.
Зашелестев одеждой, весь двор сделал то же самое. Кто-то опускался на колени грациозно, кто-то просто упал в изумлении. Через несколько мгновений остались стоять только избранные Нагаша, начавшие тревожно переглядываться, и сын царицы Сухет.
Князь повернулся и впервые почти за десять лет увидел свою мать.
Нагаш, сложив ладони домиком и прижав их к губам, внимательно вглядывался в эту пару, пытаясь подавить гнев. Он совершил ошибку. Следовало устроить Ламашептре и Сухету встречу наедине. Он собирался продемонстрировать свою власть над женой Тхутепа и его наследником, позволив на короткое время появиться перед двором, но не учел предрассудки и чувствительность людей. Сухет посмотрел в глаза матери и забыл обо всем. Он кинулся к ней, растеряв все свое величие. Неферем потянулась к нему, как во сне, и только слегка наморщенный лоб выдавал ее потрясение. Князь взял ее руки в свои и почтительно прижался к ним лбом.
