– Ты пережил Исстван III, – сказал он. – Я пережил Исстван V.
Он запнулся. Вряд ли он не замечал болезненного тика, который заставлял лицо Кхарна подергиваться в слабых спазмах.
– Осторожнее там внизу, Кхарн.
Это уже и впрямь было чересчур. Кхарн фыркнул перед ответом.
– Такие теплые слова от человека с дьяволом в сердце.
Аргел Тал снова улыбнулся. Кхарн ненавидел эту улыбку, поскольку она-то не была фальшивой. Это было выражение лица убийцы, а не воина. Так улыбаются фанатики.
Они шли вдоль ангара, наблюдая, как их воины собираются перед погрузкой. На поле боя различия Легионов были видны ясно, как день и ночь, но и в резком свете аварийного освещения они не становились менее принципиальными.
Несущие Слово из Вакра Джал стояли плотными организованными рядами. Их клинки находились в ножнах, оружие было деактивировано, а к броне прикреплены свитки с клятвами. Несколько сотен бойцов, только завершивших месяцы обучения на гладиаторских аренах «Завоевателя» и принесших обеты союза с чрезмерно большой Восьмой штурмовой ротой Кхарна. Когда два командира проходили мимо, каждый Несущий Слово опускался на одно колено. Они склоняли головы и пели молитвы, взятые из «Книги Лоргара».
Кхарн непроизвольно поежился. У него по коже ползли мурашки от того, как такое количество ртов шепчет по воксу столь странные стихи и благословения.
– Я никогда не пойму твой Легион, – сказал он Аргелу Талу.
Несущий Слово посмотрел на своих людей и их почтительно склоненные в задумчивости серебряные шлемы, а затем перевел взгляд на силы Кхарна. В противоположность коленопреклоненной фаланге Несущих Слово, Пожиратели Миров представляли собой неорганизованную толпу. Они смеялись, отделения обменивались последними насмешками на фоне непрерывного визга цепных клинков, включаемых подергивающимися кулаками.
Аргел Тал приподнял темную бровь, когда двое Пожирателей Миров стукнулись лбами шлемов, издав характерный глухой звон удара керамита о керамит.
– А я никогда не пойму твой, – произнес он. Интонация была красноречива.
– Нас нетрудно понять, – сказал Кхарн. – Нужно просто осознать, что бывают воины, которым действительно нравится война. Война и сопутствующее ей братство. Я знаю, тебе должно быть нелегко уразуметь это, – он указал на стоящих на коленях и молящихся Несущих Слово. – Ты из серьезной породы.
Ответ Аргела Тала приглушила бесстрастная маска увенчанного плюмажем сереброликого шлема.
– Я заглядывал в преисподнюю по ту сторону реальности, – произнес он. – Это лишило меня чувства юмора.
С подобным сложно спорить.
– Доброй охоты, – сказал Аргел Тал.
Двое командиров пожали друг другу предплечья. Никаких задерживающих слов, они просто стукнулись наручами и разошлись.
Командное отделение Кхарна ждало, создавая поверхностную иллюзию дисциплины. Эска разминал запястья, рассекая воздух обоими клинками. Его психический капюшон представлял собой бронированную полусферу, которая закрывала затылок и соединялась кабелями с висками. Он был единственным в Восьмой роте, у кого не было Гвоздей Мясника, и как следствие – единственным, кто не выглядел так, будто вот-вот раздраженно сплюнет или нетерпеливо завоет. Каргос же, напротив, уже надел шлем и проверял, как сверла и медицинские пилы выдвигаются из перчатки нартециума.
– Я убил Харакала на арене прошлой ночью, – протянул Каргос сквозь ротовую решетку шлема Мк-IV. Его акцент был неразборчив почти до полной невнятности. Воин происходил родом с равнин Сетека, где об имперском готике сохранились лишь воспоминания. Гипнотическая имплантация наделила его владением другими языками, однако ничто не могло убрать акцент.
Кхарн безрадостно улыбнулся.
– Харакал мне нравился.
– Харакал всем нравился. Впрочем, это не помешало его голове покатиться по палубе, – Каргос медленно повторил завершающий удар, перерубая цепным клинком шею Харакала. Остальные слышали в его голосе усмешку. – Выражение его глаз было бесценным, Кхарн. Даже ты бы посмеялся, несчастный ублюдок.
Кхарн в этом сомневался.
– Я слышал, что вы с Делварусом сходились до третьей крови.
– Делварус, – Каргос буквально выплюнул имя. – Однажды я его сделаю.
– Нет, – покачал головой Кхарн. – Не сможешь. Никто не сможет.
Каргос цокнул языком.
– Что скажешь, Эска? Есть для меня какие-нибудь пророчества? Побьет ли кто-нибудь когда-нибудь этого сукина сына Делваруса на арене?
Эска качнул головой. Это был скорее отказ, чем несогласие.
– Ты ведь не продолжаешь полагать, будто я могу видеть будущее, правда?
– Нет, – согласился Каргос. – Просто пытался помочь тебе хоть раз ощутить себя полезным.
Эска отвесил поклон.
– Я ценю твои старания, апотекарий.
Даже по меркам Легионес Астартес он был покрыт шрамами. Его черты представляли собой размазанную мешанину бугристой рубцовой ткани – часть наследия цепного меча Гвардейца Смерти, разорвавшего ему лицо на Исстване III.
Исстван III. Кхарн очень мало что помнил о нем. Ему говорили, что он чуть не погиб в тот день.
– Ангрон не торопится, – пробормотал Каргос. – Нас ждет война.
Будто получив сигнал, Эска кашлянул. Он пытался скрыть это, сдержаться, однако все, кто находился поблизости, ощутили запах крови, запятнавшей его перчатку, когда он кашлял в нее. Из его уха медленно потек ручеек более темной и густой крови.
Пожирателей Миров накрыл покров внезапной тишины. Хохот прекратился, насмешки стихли. Все разом повернулись, построившись неплотными рядами, когда западная дверь откатилась, скрежеща по направляющим.
Стоявшая по ту сторону фигура двигалась, тяжеловесно покачиваясь. Бронзовый доспех окрасился лучами резкого сияния осветительных полос ангара. Поэты, летописцы и военные архивариусы часто имели склонность проводить примитивные параллели между героями сражений и ложными богами, которых эти герои напоминали. Ни одно из таких сравнений никогда не работало с Ангроном Завоевателем, владыкой XII Легиона. Смертоносность примарха не поддавалась параллелям, все в нем указывало на контраст.
Его броня представляла собой многослойный шедевр Механикума, созданный в подражание архаичному бесполезному облачению гладиаторов. Он двигался, будто дикий зверь, но без естественной грациозности кошек-охотников, которые бродят по джунглям миров, более здоровых, чем далекая Терра. И если его и можно было бы назвать богом – то богом раненым, чья плоть и разум покрыты шрамами. Движения чрезмерно мускулистого тела в сочетании с приливным скрежетом сочленений доспеха превращали его поступь в громыхающую угрозу. Он мог быть быстрым, но лишь когда Гвозди шипели от нагрева. Вне битвы он был опустошенным созданием, тенью того, что могло – и должно – было быть.
