Илейко пожал плечами — пусть так. Все равно в лицо его никто не знает, так что можно не бояться быть опознанным. Зато известия про братцев-скоморохов порадовало: стало быть, живы и процветают чудины. Даст Бог, еще свидятся на этом свете.
А под вечер они впервые смотрели в зеркало. Точнее — смотрела Пленка, что-то шепча и поворачивая предмет под такими углами, что Илейко всегда созерцал туманные очертания змеиного профиля. Только потом он догадался, что видел отражение самой Пленки, правильнее — ее былую внешность. А сначала удивлялся: почему он не видит себя?
Женщине было мучительно неприятно заниматься этим делом, Святогор временами подходил и гладил ее по голове своим огромными ладонями. А лив сидел пряником и крутил головой. Он испытывал чувство неловкости — идея-то была его, никогда доселе не проверяемая. Так, в голову пришла ерунда какая-то, а человек за нее страдает.
О результатах, положительных, либо отрицательных, Илейке не сообщали. Так продолжалось не один вечер. Однажды Святогор обмолвился, что Змей никогда не выйдет на контакт сам, но ему обязательно передадут, о том, что некий человек, когда-то устроивший избиение и изгнание нечисти с оскверненной могилы легендарной Госпожи Совы, ищет его и хочет с ним сразиться.
— Это что за человек такой? — удивился лив.
— А ты здесь много народу видишь? — хмыкнул Святогор и как-то по-новому посмотрел ему в глаза, словно удивляясь и даже восхищаясь.
— Я? — изумлению Илейки не было предела. — Я? Могила Госпожи Совы? Это что — отрывок рыцарской песни?
— Может, и так, — пожал плечами великан. — Когда-то метелиляйненов было не в пример больше, чем ныне. И кладбища у нас были, теперь запустевшие и полностью утраченные. А Госпожа Сова — это мать Артура, ее почитали даже после смерти, ходили с поклоном на ее могилу. Так и называли это место Herra Pцllц (herra — госпожа, pцllц — сова, в переводе, примечание автора).
— Герпеля? — лив даже вспотел от удивления. — Там, под часовней могила матери Артура?
— Ну, не под часовней, конечно, но где-то поблизости.
— Дела! — Илейко был потрясен. Да что там — он был просто оглушен всплывающими из далекого прошлого фактами. Эх, жаль Дюк Стефан не знал об этом!
Ему пришлось еще пару раз попозировать перед зеркалом, прежде чем что-то изменилось. Пленка вся сгорбилась и приложила ладони к вискам, Святогор обнял ее за плечи. Лива сразу погнали вон, хоть и было ему крайне любопытно, но он безропотно подчинился. Разговор, больше похожий на шипение сдувшихся мехов, продолжался недолго.
"Тебе какая корысть?" — спросил Горыныч и долго-долго неприлично ругался.
"Приходит мое время", — ответил Святогор. — "Заключим сделку". Он ругаться не стал — не солидно как-то, да и Пленка не стала бы переводить.
"Ты мне доверяешь?" — глумился Змей.
"Нет", — проговорил метелиляйнен. — "Но выхода у меня тоже нет. Хочу уйти со спокойной совестью. Вся ответственность будет на тебе".
"Что надо?"
"Бейся с человеком. Когда же его сожрешь, забудь выход в Явь на триста лет и три года до первого вторника после первого понедельника ноября (выборы президента в США якобы имеют место в такое отведенное для них время, примечание автора)".
"За одного человека такой долгий пост?"
"Это не простой человек. Он и тебе шкурку попортил, и кое-кого из твоих коллег приголубил".
Потом Горыныч принялся ругаться на все голоса. Оно и понятно — в три глотки это сделать очень просто.
— Все, — сказал Святогор, подойдя к Илейке. — В страстную пятницу жди гостей.
— Надо же, как у вас все строго! — хмыкнул лив. — Лыцарский поединок!
— Прилетит тебя жрать, так что готовься, — похлопал его по плечу метелиляйнен.
— Мне что — посолить себя заранее? — проворчал Илейко, однако ощутил даже некоторую радость. То ли в предвкушении драки, то ли от обозначения срока. Во всяком случае, раньше за ним такого не водилось. Он выпросил у великана крепкой веревки и показал свою выстраданную цепь.
— Да, — сказал Святогор. — Прекрасное уродство. Кузнецу за такое творчество руки надо выдрать с корнем.
— Подумаешь! — обиделся лив. — Корень можно было и оставить.
Тем не менее, толстую прочную веревку великан дал, и Илейко, располовинив ее, привязал к двум концам цепи. Теперь он чувствовал себя полностью готовым к любым неожиданностям: щит деревянный есть, оружие — скрамасакс — тоже, да еще и средство связи! Можно с чудовищем трехголовым схлестнуться в честном поединке, если тот со смеху раньше не помрет.
Святогор был тоже в себе уверен: зеркало старых Норн сработало великолепно (его потом разбили какие-то подлецы во главе с Гансом Христианом Андерсеном), значит — булава, изъятая также у старух, тоже должна оправдать себя. Надо будет только прицелиться, как следует. Змей, конечно, никаких палиц не боится, но вот с этим, освященным веками оружием, справиться ему будет не по зубам.
В Чистый четверг они с самого утра пошли в баню, попарились по-богатырски. Это значит, что Илейко выполз с парной на специально собранный у выхода снег по-собачьи, подвывая и охая. К ночи слегка подморозило, по небу рассыпались звезды, выглянула луна, в Млечном Пути застряла белой кляксой комета. Самое знатное время, чтобы думать о Боге или вершить какие-нибудь непотребства.
Илейко расположился у приметной скалы, разжег для видимости костер, собрал свой нехитрый арсенал и принялся ждать. Святогор на плоту разминал руки, готовясь к решающему удару. Все были в готовности.
В том числе и Горыныч. Проход между мирами, как правило, выталкивает из себя путника, буде такой случится. Великан по опыту знал, где следует ждать Змея. Если раньше ему удавалось использовать свое преимущество и всадить на крыло Гада прищеп, то теперь он полагал поступить жестче: просто садануть со всей дури, куда придется, и молотить до потери пульса (змеиного).
Но вышло не так гладко, как бы хотелось.
Подлое чудовище, теряя силы, противилось своему выбросу в Явь, как только могло. С этой целью оно цеплялась зубами двух голов за какую-то лямку, закрепленную на той, темной, стороне. Следовательно, и плюхнулась тварь в воду не там, где засадничал метелиляйнен, а гораздо ближе к берегу.
Пока Святогор махал своей булавой, тщась достать противника, Змей оправился от всех неприятностей перехода и взмыл в воздух. Уклонившись от жестокого удара, он крылом смахнул великана в воду, а сам с торжествующим клекотом устремился к замершему у костра человеку.
Любые хищные птицы, за исключением, разве что, каких-нибудь вшивых чаек и им подобных, бьют жертву клювом после того, как всадят в нее свои когти. Горыныч не привнес ничего нового в эту стратегию, хотя и был, по сути всего лишь летающей змеей. Подлетая к ливу, он выбросил вперед обе свои чудовищные лапы, не давая врагу практически никакого шанса, чтобы уклониться.
