Проект этот помимо технической имел еще и другие стороны: социальную, краеведческую, демографическую.
Наступило ответственное время испытания аппаратов и машин, изготовленных во многих странах Объединенного мира, близилось время, когда Высший ученый совет мира примет окончательное решение о пути, по которому пойдет человечество.
Песок поскрипывал под нарочито замедленными шагами Арсения.
Он вошел в кабинет к отцу спокойный, но напряженный, собранный.
Роман Васильевич радостно поднялся из-за заваленного чертежами стола:
— Привет, сынок! Как Вилена? Как малыши?
— Ан и Ана здоровы. Девочка порой капризничает. Требует маму. Ан смотрит на нее неодобрительно.
— Серьезный карапуз. И когда только девчушка успела привязаться к матери? Посещения такие редкие и короткие. Или кровь сказывается?
— Вилена жалуется: вцепится ручонками в мать и — в слезы. Трагедия.
Старший Ратов вздохнул:
— Что поделать.
— Есть что. Потому и зашел. Дело в том, отец, что не смогу больше заниматься я нашими делами.
— То есть как это не смогу? Вот как? — Роман Васильевич пристально посмотрел на сына. Рука его скомкала ближнюю бумажку. — Объясни.
— Твоим помощником сможет стать каждый, кто знает звездоплавание. А среди эмов никто, кроме меня, не жил.
— Так. Верно. И что же?
— Перейду в Институт жизни. К Анатолию Кузнецову. В лабораторию живой ткани.
— Ты же не биолог! — возмутился Роман Васильевич. — Там от тебя толку будет, как от буйвола в птичнике.
— Долг.
— Разве твой долг не в том, чтобы завершить вместе с отцом и товарищами то, что имеет решающее значение для всего человечества?
— Не сердись, отец. Ты прав, и ты неправ. Там — тоже для человечества.
— Прав и неправ? Завидная логика.
— Прав, потому что без привычного помощника труднее. Неправ, потому что…
— Нужно спасти человеческую жизнь, вернуть человека? — догадался Роман Васильевич.
— Ответил за меня сам.
— Знаю, ты немногословен. Выговорился, пожалуй, за неделю вперед, а ведь Толе Кузнецову тебе рассказать много придется.
— Расскажу. Пока пойду передам дела Туче. Хорошо?
— Да человек ты в самом деле или, как это там у вас, эм, что ли? — взорвался Роман Васильевич. — Чувствуешь ты что-нибудь или забубнил свое: пойду, пойду… и только?
Арсений улыбнулся:
— Что сказать? Научи.
— Вижу, ты меня учить хочешь. Человеческим чувствам, эм ты эдакий! — Роман Васильевич вышел из-за стола, подошел к сыну и обнял его за плечи: — Коли сможешь спасти, спаси. Замечательная она женщина. Жаль ее очень. Только сможешь ли?
— Не знаю.
Для Толи Кузнецова появление Арсения в лаборатории живой ткани Института жизни было полнейшей неожиданностью. Он сначала обрадовался, потом насторожился:
— Ты что, радиоастроном? В порядке недоверия биологам явился?
— Не прикидывайся. Ты лучше, чем хочешь показаться.
Толя Кузнецов густо покраснел.
— Давай считать, что оба вместе на Реле, — предложил Ратов.
Так начали свою совместную работу биолог и радиоастроном над проблемой выращивания живой ткани. На далекой и чужой планете «бионической цивилизации» это умели делать совсем не похожие на людей существа.
Входя в суть дела, Арсений скоро понял, что успехи лаборатории ничтожны. У Толи Кузнецова и его помощников почти ничего не получалось. Методы эмов оставались загадкой.
— Как тут какой-нибудь орган вырастить? — горевал Толя Кузнецов. — В «машинах пищи» куда проще! Вроде бы мяса кусок — и все!
— Там имитация строения ткани из питательных белков, — соглашался Арсений. — Икринки получают, как дробь, а волокна — на ткацком станке.
— Ума не приложу, что делать! Слушай, а как эти чертовы твои эмы делали? Не воспроизводили ли они кодовые цепочки нуклеиновых кислот для первичных клеточек? — И вдруг спрашивал: — А скажи, Арсений, что больше всего запомнилось тебе у эмов, когда они занимались выращиванием живой ткани? Как они придавали ей любую заданную форму? Ведь ты не раз это видел?
— Видел не раз. Ничего особенного не заметил. Всегда — внимание.
— Это я и сам помню. Эм нам показывал. Около каждого ростка толпа любопытных. Мы еще удивлялись.
— Толпы вокруг ростков… всегда. Соберутся и наблюдают.
— Вот именно, — совсем рассердился Толя Кузнецов. — Они там глазели, а мы тут…
— Подожди. Как сказал? Глазели?
— Ну да, глазели!
— Толя, дружище! Так ведь они не просто глазели. Помнишь, как они впервые нас рассматривали? Они своими щелевидными глазами не только принимали радиоизлучение…
— Верно! Они еще и излучали. Тебя еще тогда осенило! Потом Каспарян стал расшифровывать их радиоразговор.
— А сеанс космической связи? Помнишь?
И оба друга представили себе морское побережье, занятое, сколько хватал глаз, плотно стоящими один к одному эмами в белых одеждах. Они были все охвачены или психозом, или неистовым танцем, раскачивались, дрожали, подчиняясь неслышному ритму.
В этот миг миллиарды особей Релы единовременно излучали в космос радиопослание, подобное принятому на Земле глобальной радиоантенной.
И точно так же, как когда-то на Реле, Арсения сейчас озарило. Там он догадался, что эмы разговаривают глазами, а здесь — что эмы не просто наблюдали за ростом живой ткани, а формировали ее с помощью направленного радиоизлучения.
Теперь Арсений почувствовал себя в своей сфере. Требовалось лишь создать радиоустановки, которые действовали бы на ткань подобно глазам эмов.
Ведь давно известно, что различные излучения и даже биотоки мозга способны влиять на рост клеток. Достаточно вспомнить опыт древних йогов, умевших на глазах зрителей молниеносно выращивать растения.
И сразу же в Институте жизни появился еще один радиоастроном — Костя Званцев. Но теперь он пришел сюда не для того, чтобы налаживать в палате «эффект присутствия» на театральной сцене. Задача перед ним стояла уже куда более трудная.
Костя и Арсений понимали друг друга, как эмы, с одного взгляда. Вместе строившие глобальную радиоантенну, они и здесь привычно и слаженно начали экспериментировать. В их распоряжение передали одну из мощных радиолабораторий.
Первые же опыты оказались обнадеживающими.
Под влиянием направленного радиоизлучения живая ткань развивалась быстрее, не хуже, чем в древнеиндийских фокусах.
Но этого было мало. Требовалась не просто живая ткань, — требовалась ткань, состоящая из белков нужной формы, способная к определенным функциям.
