К горлу Аримана подкатила тошнота, его пробрал до костей вихрь и сбивающее с толку чувство падения. Он старался не закричать. В масштабе вселенной он не значил ничего — мелкая песчинка посреди пустыни, по которой ветер гонял пыль крошечных частиц вселенной. Он не был особенным. Он был никем.
— Нет! Я — Азек Ариман! — в отчаянии закричал Ариман.
И с этой мыслью он вновь стал единым целым, воином-мудрецом Тысячи Сынов. Ариман заставил разум подняться до второго исчисления, в котором мирские волнения уступали место погоне за просвещением. Его тело исчезло, и вместо него вспыхнул мерцающий свет — скопление шестеренок, вращающихся внутри других шестеренок, бессчетных глаз и форм столь же чистых, как непознаваемых. Это было чистейшее воплощение его сущности — создание из света и мысли. Через неведомые органы чувств до него донесся голос Магнуса, и в каждом слове его ощущалось грозное предвидение.
— Пойдем, сын мой, — произнес Магнус. — Мы станем ворами откровений. Узри то, что видел я, и скажи, верно ли я поступаю, не думая о твоих тревогах.
И внезапно Ариману расхотелось смотреть. Если он увидит, ничто больше не будет так, как прежде. Но он не мог отказать примарху, а уют неведения считал достойным лишь презрения. Его сияющее тело подлетело к излучающему свет Магнусу.
— Покажите мне… все.
— Все? Нет. Только не это. Никогда. Но я покажу тебе достаточно.
— Достаточно для чего? — спросил Ариман.
— Достаточно для того, чтобы знать, что у нас еще есть выбор. И он повлияет на то, как нас запомнят.
Звезды вокруг них засияли ярче. Они помчались со скоростью мысли. Ощущения были, как от колдовства. Они шагали по бескрайней галактике подобно богам. Ариман едва начал постигать истинную мощь примарха, как понял, что они остановились. Мир вокруг принял знакомые образы звезд и эллиптических орбит планет.
— Где мы? — спросил Ариман.
— Это Тсагуальса, — ответил Магнус, — мир-падальщик Ночного Призрака, место убийств и пыток, где никогда не стихают вопли умирающих. Место, откуда мой брат ведет свою кампанию геноцида. Отсюда он сражается против легиона Льва.
Они облетели систему, минуя безжизненные миры и планеты, опустошенные конфликтом, резней и взаимным истреблением двух сражающихся легионов. Взор Аримана привлекла граница системы, где в пустоте бушевала жестокая битва — два флота обстреливали друг друга в упор. Перемешавшиеся военные корабли давали залп за залпом, наполняя пространство между собой разрывными снарядами и пересекающимися лазерными лучами. От носов до кормы разлетались обломки, корабли разламывались на части, когда их кили не выдерживали мощного гравиметрического давления. Ариман видел, как тысячами угасают огоньки душ, каждую секунду гибнут сотни людей.
— Это погребальный звон Трамасского крестового похода.
Ариман пролетел над сражением, призрак из света, ставший свидетелем безжалостной бойни в пустоте космоса. Черные корабли с символом крылатого меча одерживали верх, пожиная ужасный урожай полуночно-темных судов Повелителей Ночи. Но, казалось, Восьмой легион не искал решающего сражения.
— Два года они изводили друг друга, — пояснил примарх, — но с этой битвой война окончится, и мои братья разойдутся зализывать раны.
— Кто выйдет победителем? — поинтересовался Ариман.
— Это еще предстоит увидеть. Хотя Темные Ангелы до сих пор несут семя своей погибели. Может ли в подобные времена кто-то зваться победителем?
Небо размылось вновь, и в этот раз Ариман ощутил, как перемещению что-то противится. Звезды погасли одна за другой, задутые, будто свечи в спальнях послушников, пока не воцарилась полнейшая тьма. За черной пеленой он узрел горящий мир, изрытый трещинами и пожираемый огнем. Континентальные плиты раскололись, а на коре горел восьмеричный символ. Позади него находилась планета, объятая переливающейся короной сражения, багровый мир, купавшийся в крови и безумии. Ариман полетел вперед, чтобы ближе посмотреть на очередной ужас, но мягкое психическое давление Магнуса остановило его.
— Нет, сын мой! Если подойдешь ближе, тебя коснется скверна безумия, которая принесет погибель Сангвинию и его Ангелам.
— Кровавые Ангелы уничтожены? — недоверчиво спросил Ариман.
— Время покажет, ибо Сангвиний стоит на перепутье. Он понимает, что оба пути закончатся кровью, но он сильнее, чем кто-либо подозревает. Или почти кто-либо. Жиллиман знает, но даже ему не до конца ведомо израненное сердце своего брата.
Образ кроваво-красной планеты померк, и его сменили бескрайний неизведанный космос между мирами. Пустота, которую человеческий разум был не в состоянии объять.
— Зачем вы мне показываете это? — спросил Ариман.
— Потому что я не позволю обмануть себя снова, — гневно сказал Магнус. — Просперо сгорел из-за того, что я считал, будто знаю больше других. Если нашему легиону предстоит выбрать путь, то я постараюсь сделать так, чтобы он оказался верным, и ради этого я скитался между звездами и сквозь само время, чтобы разыскать своих братьев и узнать, к кому они примкнули.
Ариман почувствовал, как пустота сжимается вокруг него все сильнее, словно неотвратимо надвигающиеся стены комнаты для медитации. Там, где всего мгновение назад космос казался непредставимо громадным и просторным, он стал крошечным и замкнутым.
— Так давит на нас ответственность, Азек. Война пришла в галактику, война, невиданная прежде, и вскоре мне придется выбрать сторону.
— Зачем вам выбирать чью-либо сторону? Император нас предал, а Гору Луперкалю нечего нам предложить.
— Ты так считаешь? — спросил Магнус. — Тогда позволь показать тебе Ультрамар!
Мерцающая форма примарха ярко вспыхнула, утянув Аримана следом за собой сквозь пространство. В этот раз путешествие привело их к синему миру, скрытому за адским штормом его обреченной звезды. Города продувались радиоактивными ветрами, а те люди, что не укрылись в подземных аркологиях, были уже мертвы.
— Я знаю этот мир, — шокировано произнес Ариман. — Я был в нем после посещения Кристаллической библиотеки на Прандиуме. Это Калт.
Военные корабли, рассеянные вокруг обреченной планеты — золотая лазурь Тринадцатого легиона и насыщенный красный Семнадцатого. Корабли Ультрадесанта перегруппировывались, пока Несущие Слово использовали хаос боя, чтобы исчезнуть во тьме между Пятьюстами мирами. На глазах у Аримана с поверхности планеты вырвался шторм, словно самая страшная вспышка на поверхности солнца. Незримый для обычного ока, он походил на огромный прилив зарожденных энергий, связанных с эфиром. Они объяли Калт и вскоре распространились за пределы системы. Гибельный шторм непредставимых масштабов горел, подобно ненасытному лесному пожару — неуправляемый, чистый и пожирающий все на пути. Буря прорвала имматериальное царство без какого-либо направления, бушующий барьер из ненависти и жестокости, недоступной никому, кроме самых могущественных созданий. Эти энергии происходили из веры, и Ариман понял, что ему сложно вообразить, как нечто столь разрушительное могло выйти из чего-то естественного. Но у кого, кроме Тысячи Сынов, могло хватить сил на призыв чего-то подобного?
