Насколько он понял, они были поделены на отсеки, в каждом из которых хранился прах почившего вейнгара. Они подошли к одному из таких квадратов, и мать нежно провела по нему рукой.
- Твой дед. Кэмарн, - с грустью сказала она. - Сегодня ровно двадцать лет как он ушел в царство Траисары. Он очень любил тебя, помнишь?
Лутарг моментально напрягся. Каждый раз, когда она с надеждой произносила подобное "помнишь", в нем что-то переворачивалось.
Он хотел! Очень хотел помнить! Но сколько не заглядывал в себя, не находил ничего, кроме темноты. Эти годы, что он провел в ней, просто стерлись из его памяти. Исчезли, поглощенные тем, что было далее - темнотой одиночества.
Раса горько выдохнула и крепче сжала горячую ладонь сына. Еще некоторое время они провели в гробнице, а затем, настежь распахнув двери, удалились во дворец, оставив тэланцев, ожидающих своей очереди, наедине с их мыслями и просьбами.
Это был длинный и бесконечно суматошный день для всех обитателей дворца, и, конечно же, для семьи вейнгара. Таирии пришлось взять себя в руки и следить за тем, чтобы на столах, накрытых вдоль замковых стен, не иссякали угощения для жителей столицы и прибывших на помин тэланцев. Литаурэль помогала ей по мере возможностей, но лишь тогда, когда Лутарг находился рядом. А это случалось не часто, так как Лураса не желала отпускать от себя сына ни на мгновенье.
Самой Лурасе пришлось объясняться с советниками, что оказалось делом достаточно сложным. И если бы не Сарин и еще несколько человек из самого совета, занявшие места в нем еще при Кэмарне, ей бы пришлось совсем тяжко. Плюс ко всему Раса все же уговорила Лутарга в пределах дворца обходиться без повязки, и это создало ряд проблем, возглавлял которые, конечно же, страх.
Молодой человек ощущал его повсеместно, куда бы мать не привела его. Липкие щупальца людской боязни следовали за ним по пятам, впиваясь в сердце и напоминая о неуместности.
Несмотря на все старания Лурасы, он был здесь лишним - чужим. Единственными островками спокойствия для него являлись она сама, Лита, Сарин, Таирия и Гарья. Только они без затаенного ужаса смотрели ему в глаза, не шарахались в сторону, если он делал какое-то движение, и без задней мысли приближались, чтобы сказать что-то или прикоснуться.
Лутаргу нестерпимо хотелось спрятаться от этих боязливых, изучающих взглядов, что ощупывали его со всех сторон. Они неосознанно возвращали его во времена, проведенные в эргастенских пещерах, воскрешая в душе стремление к обособленности, напоминая об инаковости и месте, где он не чувствовал себя таковым. Рождали в нем непреодолимое желание вернуться туда, где он будет обычным. Таким, как все.
Эти мысли Лутарга полностью разделяла Литаурэль. Девушка не могла избавиться от напряжения, сковавшего всю ее. Даже улыбка, которая не сходила с лица, была вымученной. Не настоящей.
Она старалась держаться как можно ближе к Лутаргу. То и дело дотрагивалась до него, черпая силу в этих прикосновениях, убеждая себя в том, что пока он рядом ничего страшного с ней не случится. Он не позволит. Но навязчивое беспокойство все же не покидало ее на протяжении всего дня. И лишь поздно вечером, когда их маленькая компания из шести человек собралась в покоях Лурасы, рожденная с духом позволила себе вздохнуть с некоторым облегчением. Вот только надолго ли? Ответа на это вопрос у Литаурэль не было.
- До сих пор не могу поверить, что они замешаны в этом, - удрученно призналась молочной дочери Гарья. - Ладно, Матерн. Всякое можно было ожидать после стольких лет. Он почти кричал об этом. Но Милуани…
Раса сочувственно взглянула на кормилицу, бездумно поглаживая пальцами руку сына, лежащую на подлокотнике. Она понимала ее растерянность, так как сама еще до конца не осознала рассказанное Таирией.
Ее родные, любимые когда-то брат и сестра позволили себе так поступить. Верить не хотелось, но обстоятельства вынуждали. Покинувший дворец Матерн, заточение сына в каменоломнях Эргастении - не оставляли ей выбора, разрывая тонкую связь, что еще соединяла Лурасу с кровными родственниками. Было больно.
- Могу предположить, куда он направился. И даже знаю, как, - вставил свое слово Сарин, хмуря брови.
Пять пар глаз обратились к старцу, но понимание, написанное на лицах присутствующих, разъяснений не требовало. Каждый догадывался о конечной цели путешествия Матерна.
Литаурэль, ощутив пробуждающуюся в Лутарге злость, подошла к молодому человеку и положила руку ему на плечо, напоминая о сдержанности. Мужчина вздрогнул, а затем послал ей благодарный взгляд и накрыл тонкие пальчики своей ладонью. Лита в ответ улыбнулась.
- Что мы скажем людям? Ведь придется объяснять… - задумчиво протянула Таирия, стоящая рядом с Лурасой и теребящая бахрому покрывала, наброшенного на спинку кресла.
- Совет разберется с этим. Ристарг обещал подумать, посмотреть в хрониках, как можно провозгласить Лутарга вейнгаром. Обряд мы провести не можем, да и геральдическая цепь все еще у Матерна. В покоях ее не нашли.
Лутарг присутствовал при разговоре матери с главой совета, но тогда возражать не стал. Сейчас же он молчать не собирался.
- Я не буду вейнгаром, - сказал он тихо и категорично, тем самым повергнув в шок Лурасу, Гарью и Таирию.
Лишь Сарин понимающе склонил голову, изначально готовый к подобному повороту.
- Но почему? Так должно было быть!
Лутарг посмотрел на мать, ощущая, как сжались ее пальцы на его руке, выказывая охватившую женщину тревогу.
- Возможно, - отозвался он, сожалея, что своими словами расстраивает ее. - Но это было давно, до того как… - молодой человек запнулся, не желая напоминать о предательстве близких людей. -… как все изменилось.
- Но…
- Антаргин ждет меня. Все ждут. Я должен искать кариал, а не править, - вздох облегчения, слетевший с губ Литаурэль, вторил ему за спиной. - К тому же, Таирия достойна стать правителем, - закончил он, взглянув на сестру.
Ири зарделась и отрицательно замотала головой.
- Вейнгар - мужчина, - прошептала она и, окончательно засмущавшись, потупилась.
- Все бывает впервые, - не согласился Лутарг, выразительно оглядев Лурасу и положив руку себе на грудь, в качестве подтверждения.
Раса подавила стон, а он, ощутив материнскую боль, опустился на колени перед креслом, в котором она сидела. Взяв руки Расы в свои, Лутарг окинул взглядом искаженные страхом черты. Она боялась, что сын покинет ее. Вновь оставит одну.
- Я еще не нашел его, мама.
Он впервые назвал ее так - мама. Как ни странно, это слово далось мужчине легко, словно часто срывалось с губ. Было привычным.
- И я не оставлю тебя.
Она всхлипнула и, высвободив руки, коснулась ладонями его щек. Губы Лурасы дрожали, когда женщина произносила: "Я люблю тебя, сынок". В глазах ее светилась вся глубина этой любви, и Лутарг тонул в ней.
