Ознакомительная версия.
Вячеслав Шалыгин
Инстинкт гнева
Мощеный тротуарной плиткой перрон был влажным. Над ним нависала условная крыша, но мокрый снег все равно попадал на перрон, заставляя пассажиров «Аэроэкспресса» поторапливаться. Турникеты не заглатывали билетики, как в метро, а только считывали коды и начинали мигать зелеными огоньками, приглашая войти в терминал аэропорта. Те, кто ездил на белой электричке редко, не сразу понимали, что система дала «добро», поэтому перед турникетами образовалась небольшая очередь. Смотритель недовольно поморщился, смахнул с носа тающие снежинки и взглянул на часы. Времени оставалось предостаточно. До начала регистрации двадцать минут, можно даже перекурить. Вон там, сразу за турникетами. Он снова взглянул на часы, чем привлек внимание человека в форме службы безопасности аэропорта. Смотритель отвел взгляд и заставил себя расслабиться. Спокойно, не стоит нервничать, к чему лишние заминки?
Мимо никелированных урн-пепельниц он прошел, не задерживаясь. Мимо службиста — тоже. Внутри терминала Смотрителю стало как-то легче. Светло, тепло, много народа… спокойно стало. Почти. Во всяком случае, теперь он мог сколько угодно смотреть на часы и нервничать, в нереальной массе отъезжающих-прибывающих на него не обратит внимания никто. И все же в третий раз за две минуты он взглянул на часы украдкой, протягивая руку к газете на полукруглом прилавке, который стоял, будто пограничный столб, обозначая начало «зоны отчуждения». Позади путь домой, в Москву, впереди — путь в неизвестность. Простейшая, казалось бы, альтернатива, с которой сталкиваются любые беглецы, но в случае Смотрителя все было не так просто. Здесь, на нейтральной полосе, ему следовало выполнить одно маленькое, но ответственное поручение. Так сказать, подтвердить «бронирование билета». Теоретически ничто не мешало обойтись малой кровью и наплевать на поручение — далеко не самое приятное, — но это в теории. На практике дела обстояли иначе. Смотритель точно знал, что сухим из воды ему не выйти. И не только потому, что любые игры с Хамелеоном смертельно опасны. Поэтому тоже, но в первую очередь потому, что он видел текущий вариант Реальности в вещих снах. Настолько точных и детальных видений, как в последние три ночи, у Смотрителя не было еще никогда, и это означало, что все сбудется до мельчайших подробностей.
В памяти вдруг сам собой всплыл эпизод из первого вещего сна. Провидец не зажмуривался, даже не моргал, но на долю секунды вместо пассажиров, служащих и стоек регистрации перед его глазами возникла движущаяся картинка, начальный фрагмент ночного кошмара…
«…- А три дня назад в каких-то двадцати милях от Гамильтона неизвестный противник пустил ко дну яхту „Виктория“, — невысокий, но элегантный, будто с рекламы „Лакоста“, брюнет удрученно вздохнул. — На борту судна был лорд Престон. Успокоить себя, списав произошедшее на дурную репутацию бермудской акватории, нам не удастся. У Цехового Совета имеется запись со спутника. После торпедной атаки британский военный катер приблизился к спасшимся людям и сжег их из огнемета. В это трудно поверить, но сэр Престон реально мертв. Цеховой Совет недоволен. Партия ортодоксов снова требует поднять вопрос о пересмотре Датского протокола, мастер. Не нравится мне это. Простите, что лезу в ваши дела, но пахнет очередным расколом.
— Вы думаете, мне это нравится? — Грузный, хорошо одетый мужчина средних лет поднял взгляд на часы. — Я понимаю, на что вы намекаете, Всеволод Семенович. Вы думаете, что кто-то из мастеров начал борьбу за абсолютную власть, используя разногласия между партиями. Теоретически мне это сделать проще, чем другим.
— Ни в коем случае, мастер, никаких намеков!
— Полноте, Всеволод Семенович, — грузный пригладил пышную седую шевелюру. — Не люблю недомолвок. Зачастую прямота мне вредит, но никто не может упрекнуть меня в нечестности. Я говорил об этом сотню раз, но не поленюсь повторить: уничтожение ключевых фигур Цехового Совета — инициатива врага и никого иного. Пока мастера не наберутся мужества признать, что мои умозаключения верны, мы так и будем нести одну потерю за другой. Нам снова противостоит Хамелеон. Он многолик и скрытен, что вполне соответствует его прозвищу, но он не миф и не плод моего воображения. Мастера гибнут от его руки. Против Цеха начата война, вот в чем истинная подоплека текущих событий. Нам угрожает внешний враг, а не внутренний.
— Я в этом не уверен. Чтобы уничтожить мастера, нужно знать, где его найти. При существующей системе конспирации это сделать почти невозможно, из чего следует, что даже если Хамелеон реален, он один из нас. Либо его нанял кто-то из нас, чтобы создать видимость внешней угрозы и под этим прикрытием аннулировать Датский протокол, то есть получить абсолютную власть. Круг замыкается. Войну против Цеха ведет сам Цех!
— Не думаю, что хотя бы один претендент на мое кресло способен опуститься до предательства. У вас есть доказательства?
— Нет.
— В таком случае, бригадир, отложим эту тему до худших времен.
— Мастер, прошу к десятой стойке, — к собеседникам подошел второй провожающий.
Троица приблизилась к стойке регистрации пассажиров бизнес-класса и, мужественно перетерпев две минуты формальностей, направилась к зоне досмотра.
— Вынужден спросить еще раз, мастер, вы уверены, что хотите лететь без охраны?
— Охрана в нашем случае не более чем прислуга, не в обиду Джонатану, — рассыпав по лицу сеть мелких морщинок, седой по-отечески улыбнулся второму провожающему. — А я привык одеваться сам. Но если серьезно, там, куда я лечу, нет Хамелеона.
— Не факт.
— Факт, Всеволод Семенович, факт, — мастер похлопал его по плечу. — Уж не знаю, в чем причина, но враги традиционно сторонятся тех мест. У меня сложилось ощущение, что они вообще недолюбливают азиатские горы. Они еще ни разу не появлялись на весьма обширном участке от Алтая до Гималаев. К тому же, бригадир Назарбек встретит меня у трапа.
— А если вы ошиблись и угроза исходит все-таки не от Хамелеона? Насколько я знаю, ученые Цеха давно бьются над разгадкой секрета способностей Хамелеона. Что, если кто-то из них нашел ответ и теперь один из мастеров использует это страшное открытие в своих интересах?
— Тем более, мой друг, — мастер усмехнулся. — В тех местах нет и мастеров. Только два бригадира и десяток воинов. Все из нашей партии. Не вижу повода для беспокойства.
— В таком случае приятного полета, мастер, — Всеволод Семенович едва заметно поклонился.
Ознакомительная версия.
