Эрик Рассел - Космический марафон

Разумеется, все, что ни делается, делается с самыми лучшими намерениями. Хотя непосвященным некоторые из маленьких трюков астронавтов и значительная часть правил обычно кажутся довольно своеобразными. Но тут уж ничего не поделаешь: бороздить космические просторы — это вам не плавание на старом тазу в деревенском пруду!

Так, например, если вдуматься, то использование совместных экипажей — совсем не плохая идея. В дальних рейсах — на Марс, в Пояс Астероидов или еще куда подальше — бледнолицые земляне обычно возятся с двигателями, коль скоро это именно они довели их когда-то до ума и никто лучше не разбирается, что там к чему. Все врачи — обязательно негры: хоть покуда никто и не догадался, почему они почти не страдают от перегрузок и отлично чувствуют себя в невесомости. А что касается ремонтных работ в открытом космосе — здесь просто ну никак не обойтись без марсиан, которые довольствуются малым количеством воздуха, способны выполнять любые самые тонкие работы по металлу и к тому же практически невосприимчивы к космической радиации.

На внутренних рейсах, скажем на Венеру, экипажи формируются почти на таких же основаниях; вот только аварийные пилоты там всегда здоровенные мужики вроде нашего Эла Стора. И тому есть довольно веские причины. Именно благодаря ему мы и спаслись. Я этого парня, на всю жизнь запомнил! Так и стоит этот верзила у меня перед глазами. Ну и тип!

В первый раз я его увидел, когда волею судеб оказался на верхней ступеньке трапа нашего корабля «Калабаска-Сити», новенькой, с иголочки, грузовой посудины с весьма ограниченным количеством мест для пассажиров, приписанной как раз к тому венерианскому космопорту, в честь которого и получила свое имя. Нет нужды говорить о том, что астронавты — народ веселый и сразу окрестили ее «Колбаской».

Мы тогда как раз лежали на стартовой площадке Колорадского космодрома к северу от Денвера. Нас битком набили всяческими станками для производства часов, сельхозтехникой, авиационным оборудованием и приборами, которые требовалось доставить в Калабаску, а заодно впихнули целый контейнер радиевых игл для Венерианского научно-исследовательского института рака. А еще у нас на борту находилось восемь пассажиров — все эмигранты-фермеры, которым просто приспичило заготовлять сено обязательно на тридцать миллионов миль ближе к Солнцу. Мы уже лежали на старте и через сорок минут должна была прозвучать прощальная сирена, как вдруг откуда ни возьмись появляется этот самый Эл Стор.

Росту в нем было шесть футов девять дюймов, а весу — по меньшей мере три сотни фунтов, и тем не менее всю свою массу он нес прямо-таки с грацией танцовщика. Да, на такого бугая, который двигался легко, как балерун, стоило посмотреть! Он поднялся по дюралевому тралу с беспечностью туриста, садящегося в автобус загородного рейса. В правой руке, размерами с приличный окорок, покачивался баул из сыромятной кожи, в котором свободно могли бы уместиться и кровать, и парочка шкафов в придачу.

Поднявшись по трапу, он остановился напротив меня и несколько мгновений стоял, уставившись на скрещенные мечи у меня на кокарде. Затем произнес:

— Доброе утро, сержант. Я — новый второй пилот и должен представиться капитану Макналти.

Я знал, что нам должны прислать другого пилота вместо Джеффа Деркина — его переманили на паршивый марсианский флакон для духов, «Прометей». Итак, передо мной его преемник — безусловно, землянин, — ни белый, ни негр. По его маловыразительному, хотя и энергичному лицу трудно было сказать, какого цвета у него кожа: создавалось впечатление, что она такая же сыромятная, как кожа, из которой сделан его баул. Особенно привлекали внимание его глаза, которые как будто слегка фосфоресцировали… Что-то в нем чувствовалось такое особенное, с чем я столкнулся впервые в жизни.

— Добро пожаловать. Малыш. — Глядя на него, я чуть не свернул себе шею. Руки ему подавать не стал, она еще могла пригодиться. — Открывай саквояж и оставь его в стерилизационной камере. А что до капитана, так он сейчас где-то на носу.

— Спасибо. — На лице его не мелькнуло даже тени улыбки. Он ступил в шлюз, волоча за собой сыромятный амбар.

— Мы стартуем через сорок минут! — крикнул я вдогонку.

В следующий раз я увидел Эла Стора, когда мы уже преодолели двести тысяч миль и Земля зеленоватым кружочком болталась где-то в конце нашего инверсионного следа. Я вдруг услышал, что он интересуется у кого-то в коридоре, как найти корабельного оружейника. Ему указали на дверь моей каюты.

— Сержант, — сказал он, протягивая мне требование на официальном бланке. — Я пришел получить то, что полагается. — И облокотился на барьер. Вся конструкция заскрипела, а верхний поручень прогнулся.

— Эй! Полегче! — возопил я.

— Прошу прощения! — Он выпрямился. Поручень, едва с него убралась эта туша, явно почувствовал себя лучше.

Поставив печать на заявку, я отправился в оружейную комнату, взял игольный излучатель и коробку зарядов к нему. Самые большие венерианские болотные лыжи, которые у меня нашлись, оказалась на одиннадцать размеров меньше и на ярд короче, чем нужно. Но других у меня не было. А еще пришлось выдать ему канистру лучшего универсального масла, банку графитной смазки, блок питания для его коротковолнового радиофона и, наконец, пачку ореховых ароматизированных пастилок с надписью: "С наилучшими пожеланиями от Компании Ароматических Трав — «Планета Невест».

Но эту пачку он сразу вернул, заявив, что от таких запахов у него голова идет кругом. Всю же остальную дребедень засунул в сумку и даже бровью не повел. С такой физиономией ему бы в покер играть! И все-таки на ней появилось несколько задумчивое выражение, когда он стал рассматривать развешанные по стенам тридцать скафандров для землян, напоминающие содранные шкуры. Там же висели шесть дыхательных аппаратов для марсиан, предпочитающих давление три фунта на квадратный фут. Но ему ни те ни другие не годились. Хоть убей, но предложить ему было просто нечего. С таким же успехом я бы попытался засунуть слона в консервную банку.

Короче, уходил он от меня своей танцующей походкой — ну, вы понимаете, что я имею в виду. То, как он легко и непринужденно перемещался, сразу наводило на мысль, что под горячую руку ему лучше не попадаться. И не то чтобы он казался очень вспыльчивым — нет, вид у него был вполне добродушный, хотя, пожалуй, и чересчур невозмутимый. Больше всего поражала исходящая от него спокойная уверенность в себе и то, как он двигался, — поразительно быстро и бесшумно, возможно, благодаря своим огромным башмакам на подошве толщиной в дюйм, из губчатой резины.