Дэвид Брин
Хрустальные сферы
Такая уж мне выпала великоудача, что меня разморозили именно в тот год, когда дальнозонд 992573-аа4 вернулся с сообщением о найденной доброзвезде с разбитой хрустасферой. Я оказался одним из всего лишь двенадцати активно-живых в то время дальнолетчиков, и, разумеется, меня пригласили принять участие в большом приключении.
Но поначалу я ничего об этом не знал. Когда прилетел фливвер, я поднимался по склону глубокой долины, в которую последняя ледниковая эпоха превратила некогда знакомое мне Средиземное море, на Сицилийское плато. Наша группа из шести недавно разбуженных анабиозников разбила там лагерь, чтобы поползать по скалам, наслаждаясь этим новым чудом света и постепенно привыкая к эпохе.
Все шестеро — из разных времен, но я оказался самым старшим. Мы только-только вернулись с экскурсии по когда-то затопленным руинам Атлантиды и пробирались теперь к лагерю по лесной тропе в вечернем сиянии зависшего высоко над нами кольцевого города. За время, прошедшее с тех пор, как я погрузился в глубокосон, сверкающие гибко-жесткие пояса промжилкомплексов вокруг планеты заметно разрослись. В средних широтах ночь больше походила на бледные сумерки, а у экватора, где так ярко сияла светолента в небе, ночь и день почти не отличались друг от друга.
Впрочем, ночи уже никогда не будут такими, какими они были во времена ранней молодости моего деда — даже если взять и каким-то образом убрать все, что человечество понастроило вокруг Земли. Ибо еще в двадцать втором веке появились Осколки, заполнившие разноцветными бликами все небо, где раньше были только галактики и звезды на фоне черной космической бездны.
И не удивительно, что никто особенно не возражал против отмены ночи на земповерхности. Людям, которые живут на внешних мелкопланетах, деваться некуда — Осколки всегда на виду — но большинство земножителей предпочитают, чтобы эти обломки, хрустасферы не попадались лишний раз на глаза и не наводили на грустные размышления.
Поскольку меня оттаяли всего год назад, я даже не был готов еще спрашивать, какой сейчас век, не говоря о том, чтобы искать подходящую для этой жизни профессию. Разбуженным анабиозникам обычно дают лет десять или больше, только для того чтобы они могли исследовать перемены на Земле и в Солнечной системе и вдоволь насладиться ими, прежде чем сделать выбор.
Особенно это касалось дальнолетчиков вроде меня. Государство — не стареющее и практически вечное по сравнению с его почти бессмертными подданными — испытывало к нам, странным существам, несущим полузабытую службу, какую-то ностальгическую привязанность. Когда дальнолетчик просыпается, ему или ей всегда предлагают попутешествовать по изменившейся Земле, выискивая необычное и непривычное. Словно он исследует другой добромир, где еще не ступала нога человека, а не вдыхает тот же самый воздух, который за долгие века был в его легких не один раз.
Я рассчитывал, что меня не станут беспокоить во время моего «вояжа возрождения» и был весьма удивлен, увидев в тот вечер, когда наша группа выброшенных из нормального хода времени странников расположилась на лесистом горном склоне в Сицилии передохнуть и обменяться впечатлениями, кремовый фливвер правительства Солнечной системы. Он вынырнул из нависшей над склонами кисеи облаков и стал медленно снижаться к лагерю.
Мы встали и ожидали его приземления стоя. Мои компаньоны подозрительно поглядывали друг на друга, пытаясь угадать, кто же из шестерых эта важная персона, из-за которой неизменно вежливое Всемирное правительство решилось нарушить наше уединение и послать эту кремовую искусственную каплю с гор Палермо вниз, в долину, где ей совсем не место.
Я знал, что фливвер прилетел за мной, но молчал. И не спрашивайте, откуда я знал. Знал, и все тут. Дальнолетчики, случается, просто знают такие вещи.
Мы, которые бывали за пределами разбитой хрустасферы нашего Солнца и разглядывали снаружи живые миры в далеких чужих сферах, похожи на мальчишек, прижимающихся носами к стеклянной витрине кондитерской и знающих, что им никогда не добраться до сладостей внутри. Пожалуй, только мы понимаем масштабы нашей утраты, и только мы способны в полной мере оценить злую шутку, которую сыграла с нами Вселенная.
Миллиардам наших собратьев — тем, кто никогда не покидал мягкую, залитую теплом доброго желтого Солнца колыбель — психисты нужны даже для того, чтобы объяснить это состояние неизлечимой душевной травмы, в котором они пребывают. Большинство жителей Солнечной системы живут себе всю жизнь, не ведая печали, и лишь изредка страдают от приступов великодепрессии, которая легко излечивается — или заканчивается финалсном.
Но мы — дальнолетчики, мы долгие годы трясли прутья клетки, в которой заточено человечество. Мы знаем, что наши неврозы вызваны великой насмешкой Вселенной.
Я шагнул к поляне, на которую опускался правительственный фливвер. Мои компаньоны сразу поняли, кто виноват в том, что наше уединение нарушено: я спиной чувствовал их горящие взгляды.
Каплеобразная капсула кремового цвета раскрылась, и на землю ступила высокая женщина. В течение четырех моих последних жизней присущая ей строгая, величественная красота не была на Земле в моде, и я подумал, что женщина, очевидно, никогда не увлекалась биоскульптурированием.
Честно признаюсь, в первое мгновение я ее не узнал, хотя за прошедшие долгогоды мы трижды были женаты.
Прежде всего я заметил, что на ней наша форма, форма законсервированной — боже, какой древний термин! — тысячи лет назад Службы.
Серебро на темно-синем фоне… И такого же цвета глаза…
— Элис… — выдохнул я спустя несколько мгновений. — Значит, нашли?
Она подошла и взяла меня за руку, понимая, очевидно, как слаб и взволнован я был.
— Да, Джошуа. Один из наших зондов обнаружил вторую разбитую сферу.
— Точно?.. Это доброзвезда?
Она кивнула, отвечая на мой вопрос блеском в глазах. Черные вьющиеся волосы, обрамляющие ее лицо, искрились, словно след ракеты в пустоте.
— Дальнозонд просигналил готовность класса «А», — она улыбнулась. — Вокруг звезды полно осколков, сверкающих, словно наше облако Оорта. И внутри, по сведениям зонда, есть планета. Планета, которой мы сможем коснуться!
Я рассмеялся в голос и прижал ее к себе. Судя по тому, как недоуменно забормотали мои компаньоны, они родились в те времена, когда поступать так было не принято.
— Когда? Когда поступили новости?
— Мы узнали об этом около года назад, почти сразу после того, как тебя разморозили. Миркомп порекомендовал дать тебе год на пробуждение, и я прилетела, едва истек срок. Мы долго ждали, Джошуа. Мойша Бок берет в полет всех дальнолетчиков, что сейчас активно-живы, и мы хотим, чтобы ты присоединился. Ты нужен нам. Экспедиция отправляется через три дня. Полетишь?
