Ты хочешь спросить, какое тебе дело до его следующих оборотов? Да простое дело-то… Мы в ответе за тех, кого замочили…
Думай, Судья.
Думай, Палач.
Что страшнее — смерть в муках, или жизнь в отчаянии? А, может, жизнь в муках от понимания того, что ты совершил, и пришедшее с годами раскаяние?
Знаешь, есть одна старая, короткая и несмешная история… Когда-то и где-то сошлись в битве среди звёзд и времён два бога. Бог машин — всесильный, всезнающий и владеющий мириадами миров. И бог людей — слабый, родившийся недавно… и так давно. Он умел любить и сострадать… Кто победил? Бог человечества. Бог человечности. Пожертвовав частью себя, он научил людей любви, которая могущественнее всех сил, и состраданию, которое является ключом к пониманию всего.
Иди, молодой палач. Иди, и думай. Попробуй понять, чего ты лишён, и как ты можешь это вернуть… Не бойся оступаться и падать, боль — хороший учитель. Особенно боль души.
Ты всегда желанный гость здесь… Пока ищешь себя.
2.2. Аббатство Петра и Павла
Монумент Королю Джону остался по правую руку, и кэб, поскрипывая плохо смазанной осью, свернул к продолговатому участку дремучих лесных зарослей вокруг аббатства святых Петра и Павла. Неувядаемую зелень рослых узловатых дубов, бронзовые листья клёнов, и тонкие серебристо-изумрудные пластинки альпийских вязов не мог истребить даже вездесущий ядовитый смог Лондресса. И выглядело это место странно чуждым, словно кусочек бескрайних европейских лесов, простирающихся от Дувра до далёкого Понта, вырвали неведомые гиганты, и, размахнувшись со всей своей гигантской дури, швырнули через Французский канал сюда, в столицу Королевства Уэллс-и-Умбры. Кельтский крест на вершине древних каменных сводов аббатства отливал серебром через переплетение ветвей, но было не ясно, где заканчиваются деревья, и начинаются стены.
Кэб, стравив пар, остановился задолго до символической ограды, окружавшей аббатство по периметру. Извозчики не рисковали приближаться к истинным Церквям, которые выводили из строя технику сложнее подзорной трубы. Приходилось работать нижними лапами, топча ровные булыжники площади на пути к аббатству.
Швырнув монету в десять денье кэбби, мгновенно подхватившему плату, и спрятавшему в нагрудный кошель, его пассажир в одно движение покинул коляску. Механизм почти не шелохнулся, а водитель, ухватившийся за отполированные рукояти, суеверно сплюнул наземь, и поддал пару. Пыхая серыми облачками из невысокой трубы, словно обкусанной на конце, экипаж, поскрипывая и содрогаясь на выступающих камнях мостовой, развернулся и укатил вниз, к реке, где находился пассажирский порт, и всегда были клиенты…
Приехавший на кэбе отряхнул белый кожаный плащ от тонкой угольной пыли, сопровождавшей любую поездку на паровике, поправил чуть сбившееся во время прыжка из коляски кепи, такое же белоснежное, и посмотрел на зелёную стену, рвавшуюся к небесам в отдалении.
Он бывал здесь раньше, и неоднократно. В самом начале своего пути в этом странно знакомом мире, и потом — по приглашениям аббата Онгуса Элбана, окормляющего паству в «гнезде разврата и противной Духу Жизни технологии», как говаривал сам священник.
«Эх, Онгус, старина, если бы вы только знали… — ниточка воспоминаний протянулась куда-то далеко-далеко, подрагивая, словно струна диковинной арфы. Видения безбрежного космоса, массивных металлических корпусов кораблей, разрывающих бездну пространства, сотен планет и поселений на секунду заполонили сознание, чтобы схлынуть в следующий миг. Остались только чувства. Ностальгия, грусть, и ощущение долга, — и видели то, что видел я… Ваш мир перевернулся бы».
Рик знал, что не прав в суждении касательно возможного переворота миросознания первосвященника Лондресса, но иногда так приятно ошибаться в людях…
Он направился к зелёной стене растительности, по диагонали пересекая открытую всем ветрам безлюдную площадь. Из-под подошв его сапог взлетали тонкие облачка белёсой пыли, которая ещё долго держалась в воздухе, прежде чем осесть. Пространство здесь, у стен, перерастающих в стволы и листья, звучало необычно, и имело особые свойства — триста метров от одного конца площади до другого можно было пересечь за считанные секунды, если двигаться к аббатству, но иногда приходилось идти часы, возвращаясь оттуда. На монахов, впрочем, это правило не распространялось…
Размышляя об особых свойствах континуума, умудрявшегося при том выглядеть практически неотличимым от обычного даже для восприятия, превосходящего человеческое, Морган достиг границы обильной растительности. Ветви кустарника чуть вздрогнули, и Рик осознал, что его изучают — внимательно, тщательно, но… не вдумчиво. Неразумно. Как если бы на него смотрел крупный сильный зверь, опасный и гордый.
Как и ранее, гляделки с лесом длились недолго, и в переплетении ветвей с тихим шелестом открылась узкая тропинка, изгибающаяся по направлению к одному из входов во внутренние покои.
Неслышно появившийся из зелени монах в серо-зелёном пятнистом одеянии указал Рику на тропинку, и наклонил голову набок, как бы советуя воспользоваться приглашением. Судья посмотрел в яркие зелёные глаза жреца, и, вздохнув, направился в аббатство. Некоторые вещи никогда не менялись.
Он спускался по истёртым многими тысячами ног ступеням, и гадал: «Зачем меня позвали монахи? До ежемесячного визита с обязательным контролем — ещё декада… Разве что всплыли очередные, хе-хе, обстоятельства по лидерам Лондресского Дна. В доках. Рыбы верёвку перегрызли, например… Но почему так срочно?»
Рик приблизился к тяжёлым металлическим дверям, со скрипом распахнувшихся перед ним, прочертив на камне пола две серебристые черты. Два бесстрастных монаха замерли, придерживая массивные рукояти, отлитые в виде геральдических зверей, сплетавшихся в вечном единоборстве — дракон, грифон и лев… Далее по высокому длинному коридору, освещённому падающими сверху жёлтыми потоками света, его сопроводил появившийся из неприметного ответвления отец-келарь, побрякивая связкой ключей на шитом жемчугом поясе. Обычно любящий почесать языком, что говорится, «за жизнь», худощавый пожилой монах сегодня был непривычно хмур и сосредоточен.
— Каэллах, что случилось? — Ричард приветливо улыбнулся и прикоснулся к плечу шедшего слева от него келаря.
Тот отпрыгнул от Судьи, чуть не врезавшись в стену. Рик посмотрел в бледное лицо, покрытое каплями пота, поймал испуганный взгляд выцветших зелёных глаз, и поджал губы.
— Инквизитор… — прошептал трясущимися губами Каэллах, с трудом накидывая обратно на голову свалившийся при прыжке клобук, — из самого Авенньо! Он прибыл ночью, с севера, и сразу велел вызвать вас, П-палач…
