Простите…
Тургенев и тургеневские женщины (Pro ет contra)
В романе «Отцы и дети» Тургенева есть примечательный диалог:
«- Посмотри, – сказал вдруг Аркадий, – сухой кленовый лист оторвался и падает на землю; его движения совершенно сходны с полетом бабочки. Не странно ли? Самое печальное и мертвое – сходно с самым веселым и живым.
– О друг мой, Аркадий Николаевич! – воскликнул Базаров, – об одном прошу тебя: не говори красиво».
Тургенев умер более 100 лет назад. Сегодня никто не говорит красиво. Все говорят некрасиво, грязно и путано. Взвихренные мысли – бессвязные слова. Значит ли это, что Тургенев устарел как великий писатель и великолепный стилист?
В своей речи к 25-й годовщине смерти писателя – в 1908 году – Дмитрий Мережковский заметил: «Тургенев, говорят, устарел. Две исполинские кариатиды русской литературы – JI. Толстой и Достоевский – действительно заслонили от нас Тургенева. Навсегда ли? Надолго ли? Не суждено ли нам через них вернуться к нему? В России, стране самосожжений, стране самых неистовых чрезмерностей, Тургенев едва ли не единственный, после Пушкина, гений меры и, следовательно, гений культуры».
Другой наш классик, Иван Гончаров, считал, что «Тургенев навсегда останется в литературе как необычайный миниатюрист-художник».
Как не вспомнить одно из описаний пера Ивана Тургенева: «Но вот тучка пронеслась, запорхал ветерок, изумрудом и золотом начала переливать трава… Прилипая друг к дружке, засквозили листья деревьев… Сильный запах поднялся отовсюду». Это из романа «Рудин».
Не случайно Салтыков-Щедрин, человек абсолютно не склонный к чувствительности, отметил воздействие тургеневских произведений: «После прочтения их легко дышится, легко верится, тепло чувствуется… Ощущаешь явственно, как нравственный уровень в тебе поднимается… мысленно благословляешь и любишь автора…»
Подобных восторженных отзывов можно привести множество. Но нельзя забывать и иные мнения (сегодня pro et contra – закон информатики). Не будем вспоминать укор Ленина в адрес Тургенева, что его «тянуло к умеренной монархической и дворянской конституции» (Ильич все пробовал на зуб исключительно по одному вкусу: революционно или нереволюционно). А вот суждение Владимира Набокова об Иване Сергеевиче: «Он не великий писатель, хотя и очень милый». Звучит уничтожающе.
Еще более убийственный отклик оставил нам Юлий Айхенвальд в своих знаменитых «Силуэтах русских писателей»: «Тургенев не глубок, и во многих отношениях его творчество – общее место… Турист жизни, он все посещает, всюду заглядывает, нигде подолгу не останавливается и в конце своей дороги сетует, что путь окончен, что дальше уже некуда идти… Его мягкость – его слабость. Он показал действительность, но прежде вынул из нее ее трагическую сердцевину…»
По мнению Айхенвальда, грешно подвергать некоторые сюжеты и темы «акварельной обработке».
Итак, одни хвалят «пленительную камерную музыкальность» стиля Тургенева, другие за эту же самую музыкальность и акварельность ругают. Хотя тот же Айхенвальд признает, что «тургеневское» не любить нельзя, что «субъективно Тургенев остается дорог, как настроение, как воспоминание, как первая любовь».
Да, очень многие читатели воспринимали и воспринимают Ивана Сергеевича гармоничным бытописателем ушедшего. Но вот в этом году вышла книга Владимира Топорова «Странный Тургенев», в которой привычный нам с детства писатель предстает в ином обличье. Топоров, в частности, обращает внимание на трагические обертоны «Стихотворений в прозе» Тургенева, на их мистицизм. Еще Роман Якобсон отмечал некоторые странности в стиле Тургенева (статья «Заумный Тургенев»). Топоров пошел в исследовании этих странностей дальше. Особенно показательны многочисленные сны писателя: Топоров насчитал 55 снов и видений и тщательно их прокомментировал. А чего стоит загадочная семантика выкриков Тургенева (не только бодрствующего, но и крайне возбужденного) в Английском клубе: «Редька! Тыква! Кобыла! Репа! Баба! Каша! Каша!..» Юнгианство какое-то.
Так что наш знакомый с детства Иван Сергеевич далеко не однозначный писатель и человек, как нам казалось всегда. Ведь он еще и политический мыслитель, и как писал Петр Струве: «Из больших русских писателей, быть может, ни один, кроме Герцена, не был таким верным и страстным любовником свободы, как Тургенев».
Кстати, в одном из писем Тургенев писал Герцену: «Ты в течение почти четверти столетия (16 лет), отсутствуя из России, пересоздал ее в своей голове. Горе, которое ты чувствуешь при мысли о ней: горько, – но поверь, оно в сущности еще горше, чем ты предполагаешь, и я на этот счет больше мизантроп, чем ты. Россия не Венера Милосская в черном теле и в узлах – такая же девица, как и ее старшие сестры, только что вот з… у нее будет пошире – и она уже… и так же будет таскаться, как и те. Ну рылом-то она в них не вышла, говоря языком Островского, Шопенгауера, брат, надо читать поприлежнее, Шопенгауера…» (8 октября 1862 года).
Мозаика жизни
Рассказывать биографию великого писателя (все же великого!), наверное, не имеет смысла. Основные этапы жизни и литературных писаний проходят в школе. Остается лишь напомнить конкретные факты. Иван Сергеевич Тургенев родился 28 октября (9 ноября) 1818 года. Мать – не блиставшая красотой и засидевшаяся в девицах богатая помещица Варвара Петровна Лутови- нова. Отец – гусарский офицер Сергей Николаевич Тургенев, здоровяк, красавец, которого влекли охота, карты и девицы. Но в доме всем заправляла матушка, женщина волевая и деспотичная. Она-то и сформировала и деформировала характер будущего писателя.
Дальше не рассказываем, а даем отдельные штрихи, некие камешки из тургеневской мозаики – может быть, некоторые из них неизвестны вам. Итак:
«В детстве он получил пестрое и обрывочное образование» (из лекции Набокова о Тургеневе).
С разрешения министра народного просвещения Уварова 14-летний Тургенев был допущен к экзаменам в Московский университет и сдал их блестяще (в тот год из 167 абитуриентов было принято лишь 25).
19-летним юношей Тургеневу пришлось пережить смертельную опасность во время пожара на пароходе. Молодой, сильный, здоровый, он настолько утратил всякое подобие мужества, со слезами умоляя спасти его, что даже мать, когда до нее дошли слухи о том, как он держался во время катастрофы, упрекала его за трусость.
Служил в министерстве внутренних дел с лета 1843- го до весны 1845 года.
В России Иван Сергеевич жил в родовом имении в селе Спасском, в «возлюбленном Мценском уезде». Камердинер писателя Захар Балашов вспоминал: «А вон на той скамейке… частенько в прежнее время, когда Иван Сергеевич подолгу в Спасском проживали, сиживали гости: Панаев, Некрасов, Григорович, Полонский, Шеншин – они же Фет… Граф Лев Николаевич тоже бывало наезжали…» «По вечерам мы собирались в диванной и кто-нибудь из нас громко читал новую статью из толстых журналов, присылаемых из Москвы и Петербурга. Вечер проходил иногда в беседе, приправляемой оживленным спором» – так описывал проведенные у Тургенева дни Дмитрий Григорович.
