Ознакомительная версия.
– Почему вы столь откровенны со мной, адмирал? – наконец глухо спросил Андрей.
Надыров, очевидно, ждал этого вопроса.
– Я ждал тебя, Кречетов, – спокойно признал он. – Ждал, что ты придешь за своим кораблем. К сожалению, я не техник и уже достаточно стар, чтобы возиться с непонятным мне аппаратом.
Разум Андрея постепенно отходил от шока, и он уже мог отвечать здраво и взвешенно. Да, ситуация резко менялась прямо на глазах, но это не значило, что он теперь побежит на коротком поводке у престарелого адмирала.
– Вы пытались убить меня на Элио, – напомнил он. – Почему я должен теперь сотрудничать с вами?
– Забудь, – отмахнулся Надыров, откидываясь на спинку кресла. – Это была перестраховка. Я поддерживал связь с отправленными на Землю сущностями и от них узнал, что дядя отправил своему племяннику маленькую посылку. Я не знал, что находится в ней, и, естественно, был озабочен.
– Элио не Земля…
– Ты забыл, где находишься? – резко оборвал его адмирал. – Здесь сходятся вертикали, ведущие к миллионам миров, и я за сотню лет тщетных попыток вырваться отсюда успел отследить многие из них, по крайней мере те, что связаны с памятными мне планетами… Мы говорим не о том, лейтенант. Да, мои сущности покушались на тебя, но ведь ты жив, а я понес ощутимые потери благодаря твоей воинственности. – Надыров проницательно посмотрел на Кречетова. – Мы квиты…
Андрей придерживался иного мнения на сей счет, но предпочел промолчать. В сложившейся ситуации ему оставалось одно – идти до конца.
– О чем в таком случае мы должны говорить? О корабле профессора?
– Да. Я хочу вернуться на грешную Землю. Пусть она уже не такая, какой была тысячу лет назад, но я тоже стар, и желание умереть на родине, а не в этих проклятых недрах аномалии, должно быть вполне понятным для тебя.
– Я не понимаю, адмирал, – покачал головой Андрей. – Вы сделали собственные открытия, разгадали, что вертикаль способна передавать информацию посредством светового потока. Почему вы не дали о себе знать, не послали сигнал бедствия, наконец?
– Ты забываешь, кто я… – Адмирал криво усмехнулся. – Твоя цивилизация все еще помнит ту войну. Нет, лейтенант, я могу вернуться только инкогнито, как частное лицо. Иначе я обреку себя на то, чтобы провести остаток дней в комфортабельной тюремной камере, а перед смертью буду судим как военный преступник. Я слишком хорошо понимаю это, потому и уничтожал всю информацию, которую твой дядя хотел опубликовать отдельным изданием.
– Вы всерьез надеетесь на то, что, вернувшись на Землю, я буду молчать и не выдам вас?
Надыров медленно повернул голову, пристально посмотрев на Андрея.
– Ты не выдашь меня, Кречетов.
– Почему?
– Потому что ты останешься здесь.
– С какой стати?!
– Не дерзи мне, лейтенант!.. Ты покажешь, как управлять кораблем, и останешься тут, потому что Ордену храмовников нужна свежая кровь, нужен лидер, который встанет во главе Храма, заняв место старика… – Он сделал резкий жест, не давая Андрею возразить. – Ты молод, энергичен, у тебя есть необходимый боевой опыт, но ты глупец, если не понимаешь, что там, – он указал на плотную занавесь, – там чужие!.. Этот мир нужно охранять от их повторного вторжения, иначе твое драгоценное человечество одним прекрасным утром проснется в окружении подобных тварей…
Андрей молча выслушал его.
Он совершенно не ожидал подобного оборота событий.
Встать во главе Храма? Он покосился на Надырова и вдруг понял, что этот властный старик, на тысячелетие переживший собственную эпоху, находится в здравом уме и ясной памяти. Он излагал именно то, что замыслил.
Единственной ошибкой, закравшейся в логику адмирала, была его уверенность в том, что Кречетов может управлять «Новой».
Андрей не знал, как привести в действие механизмы лишенного энергии корабля. Профессор не оставил никаких инструкций на этот счет, а раскрывать Надырову настоящую тайну Вертикали он не собирался: вкусив психологии адмирала, Кречетов понимал, что, как только речь зайдет о Круге и манипуляциях древними знаниями, которые он и Лана по крупицам воссоздали из обрывочных свидетельств прошлого и известных Андрею современных технологий, адмирал тут же вспомнит о своих фобиях и непрекращающейся войне, которая крепко засела в его рассудке…
Похоже, из сложившейся ситуации не было реального, устраивавшего все стороны выхода, но Надыров не понимал этого, будучи твердо уверенным в знаниях Андрея и его готовности принять вакантную должность.
Он просто уничтожит меня, когда узнает обо всем…
– Мне нужно подумать, адмирал. Надыров тяжело посмотрел на Кречетова.
– О чем ты собираешься думать, лейтенант?!
– Смогу ли я принять ваше предложение, – спокойно ответил Андрей.
Адмирал некоторое время смотрел на Кречетова, а потом жестом поманил к себе охрану.
– Уведите его. – Он дождался, пока на Андрея наденут наручники, и добавил: – Я думаю, что тюремный блок быстро приведет тебя к здравомыслию, лейтенант. Либо ты примешь мое предложение, либо умрешь. Третьего я тебе не дам.
Третий подземный уровень.
Тюремный блок.
Камеру, где содержали Учителей, Ланита нашла не сразу, – только после третьей попытки она поняла, что попала в нужное ей помещение.
Некоторое время ее сущность не проявляла своего присутствия, настороженно наблюдая за обстановкой тесной, наглухо закрытой комнаты, где на полу была навалена куча прелого тряпья, служившего постелью для пятерых престарелых женщин.
Острое чувство жалости смешивалось в душе Ланы с теми подозрениями, что день ото дня крепли в ее душе с той поры, как Андрей на берегу лесного озера обронил эту емкую фразу: «Кто-то использовал тебя»…
Чем больше она размышляла над своим прошлым, тем острее казались ей странности, которым раньше она попросту не придавала значения.
Из долгих мучительных раздумий у Ланы остался лишь один глобальный вопрос, который она собиралась задать Учителям, прежде чем принимать какие-либо решения относительно дальнейших действий.
Убедившись, что «глазок» в двери камеры закрыт, она позволила своей сущности медленно просочиться сквозь кристаллическую решетку металла, которым были облицованы стены, пол и потолок камеры.
Напряженный голубоватый свет озарил помещение, заставив узниц поднять головы.
Все они были измождены до крайности, их лица хранили печать безразличия, покорности своей судьбе, но, заметив ясно различимый контур сущности, продавливающейся сквозь стену их узилища, пять немощных тел разом зашевелились, отчего куча тряпья, наваленная на холодный пол, пришла в волнообразное движение.
Ознакомительная версия.
