Глава 22
Кабинет Председателя, Доброта
Хостайт Фиедди всегда знал, что придет этот день. Председатель сидел за своим столом, на столе слева от него лежал нож, старинный нож с клинком черного цвета.
— Хостайт, ты был хорошим и верным слугой.
— Сэр.
— Ты долго служил нам.
— Сэр.
— Ты тот клинок, которому я доверяю. — По интонации было ясно, что Председатель скажет что-то еще, Хостайт смиренно ждал. — У нас есть враг, которому не страшно время.
— Сэр.
— И ты станешь моим Клинком, Хостайт…
— Всем сердцем, Председатель.
— Всем сердцем, Хостайт, без остатка. — Убить, убить, но только один раз. И за это он был благодарен. Это убийство освободит его душу, она перейдет в вечность.
— Подойди сюда, я нацелю свой Клинок.
Его уже можно считать мертвым, хотя он еще может ходить. Подойти ближе совсем не страшно. Хостайт ждал. Председатель долго ничего не говорил. Потом продолжил: — Тяжело приказывать убить человека, который никогда не был твоим подданным. Я неохотно отдаю этот приказ, Хостайт, ибо знаю, что это означает для тебя и для меня, а также для всех народов… клиентов. Но другого выхода нет. Это напыщенный и самовлюбленный человек, он и дальше будет насаждать свои нечестивые взгляды.
— Они безбожники, сэр.
— Не все, Хостайт. Я приказываю тебе убить Хобарта Конселлайна. Больше никого, никого из его родственников, только его одного.
Хостайт поклонился.
— Каким оружием, сэр?
— Выбор за тобой.
Последнее задание. В конце его ждет смерть. Умрет и Председатель, ибо у него больше не будет личного маэстро фехтования, Тени Мастера Клинков, который защитит его от опасности.
Хобарт знал, что ему оказана большая честь, это немного радовало его. В течение многих лет передвигаясь по лезвию ножа, он уже давно свыкся с мыслью о смерти. Теперь же он принесет пользу своему народу, своей вере, он думал об этом, и на лице его даже заиграла улыбка.
— Теперь иди, — сказал Председатель. Хостайт вышел. Он уже обдумывал, как лучше выполнить задание.
Старый дворец, Касл-Рок
Хобарт со злостью бросил вещи в корзину. С каждым днем все хуже и хуже, черт бы побрал этих идиотов.
Он натянул фехтовальное трико и начал разминку. Дверь открылась. Он поднял глаза, ожидая увидеть Ягина Персея. Но в. дверях стоял другой человек. Этого маэстро фехтования Хобарт никогда раньше не видел. Маэстро старше Ягина, более грузный, одет в блестящее черное трико и немного смешную красную шапочку и такие же красные тапочки. В руках маэстро держал неизвестный Хобарту клинок.
— Пора, — сказал он мягким, тихим голосом.
— Хорошо. — Хобарт выпрямился и прошел мимо маэстро в фехтовальный зал. — А где другой маэстро? Я привык к нему.
— Он нездоров, лорд Конселлайн, и просил меня заменить его, чтобы не доставлять вам неудобств.
Хобарт с удивлением смотрел на маэстро.
— Вы держитесь намного более официально, чем он. А что это у вас за клинок? Мне тоже придется работать с таким? Наверное, хотите, чтобы я научился владеть еще одним дурацким старинным оружием…
— Если вы не желаете, никто вас заставлять не будет. Какое оружие предпочитаете вы?
— Рапиру. — Хобарт огляделся и заметил, что в зале нет и его обычного тренера. Значит, ему самому придется доставать оружие и доспехи, вряд ли можно рассчитывать на старика маэстро. Но, к его удивлению, маэстро легко и быстро подошел к стойке с оружием и вернулся назад, держа в руке рапиру — любимую рапиру Хобарта — и фехтовальную маску.
— Кажется, вы злитесь, — заметил он.
— Злюсь, — ответил Хобарт. Он не хотел ничего обсуждать, он пришел сюда, чтобы заниматься фехтованием, чтобы забыть о проблемах, которые так разозлили его. Или сделать вид, что забыл.
— Что-то случилось? — спросил маэстро.
— Да, но я здесь, чтобы фехтовать.
— Конечно. Извините меня, лорд Конселлайн. Маэстро Ягин рассказывал мне о вашем серьезном отношении к фехтованию.
— Правда? — Хобарту всегда казалось, что маэстро относится к нему критически, хотя внешне он всегда бывал вежлив.
— Да… он говорил, что вы необычный человек, человек, который ко всему относится серьезно.
— Это верно. — Хобарт надел маску, немного попрыгал, чтобы расслабить коленные суставы. Он не растягивался сегодня, но раз Ягин считает его человеком серьезным, нужно поддерживать репутацию серьезного человека. — А вокруг так мало… даже не поверите… Но ладно…
— Если вам хочется разогреться, растянуться, милорд, выговориться, это обязательно нужно сделать.
— Ах… хорошо. — Хобарт осторожно положил рапиру на мат и, наклонившись, ухватил руками лодыжки. — Надеюсь, я не наскучу вам, к тому же вы должны понимать, что все это строго между нами…
— Естественно. Надо немного больше поворачивать запястья, милорд.
— Эти идиоты… эти слабаки, у них вместо мозгов навоз, да и только. А я еще поставил их на министерские посты. Это я их сделал, помогал им, подсказывал, пестовал, а теперь, когда они стали министрами… они отказываются выполнять мои приказы.
— Ага. А теперь, милорд, растянитесь еще на сантиметр… так. А теперь другую ногу… не забывайте, что запястья должны быть повернуты… так.
— Не знаю, в чем дело, маэстро, но как бы они ни были умны и инициативны вначале, как только получают власть, восстают против меня. Неподчинение, эгоизм, надменность, высокомерие…
— Попробуйте наклонить голову… так… и еще чуть-чуть…
— А именно они должны меня поддерживать. Но они и не думают. Они начинают делать всякие глупости, как этот идиот Оррегиемос…
— Теперь в другую сторону, милорд…
— Даже святого выведут из себя, — продолжал Хобарт. С этим маэстро так легко разговаривать.
В зале тихо, тепло, знакомые запахи кожи, стали, смазочного масла, сандалового дерева, кедра и эти спокойные, терпеливые, сильные руки умудренного опытом маэстро. Он так уверенно поправляет все его движения, Хобарт чувствует приятное напряжение и удовлетворение от достигнутого.
— Очень сложно, когда подчиненные не подчиняются, — заметил маэстро.
— Вот именно. Я пытался убеждать, ругать, даже угрожать…
— А они все равно стоят на своем.
— Да. Почему они не могут понять, что я все делаю на их же благо?
Хостайт изучал файлы, ему было известно все о Хобарте Конселлайне, если учесть, что он знал его заочно. Но, познакомившись с Хобартом лично, был потрясен. Каким же жалким оказался этот человек в действительности, его переполняли злоба, страх и зависть. Эти чувства исказили его тело, деформировали. Даже мышцы лица напряглись от страха.
