– А раз пить можно здесь, почему дальше нельзя? Злочев говорил, что вода в ручьях, как желе? Очень хорошо. Значит, ее надо не пить, а есть. Только и всего!
– Но комендант лагеря… – пролепетал я.
– Ребята, я вас не понимаю, – задушевно сказал Меркулов. – Почему вы так легко согласились, что какой-то клонский майор-недоучка умнее, чем вы, кадровые офицеры российского военфлота?
2616 г.
Кенигсберг, Российская Директория
Планета Земля, Солнечная система
– У Таньки ужасный характер!
Так говорили Танины одноклассники. Так считали Танины учителя.
Когда Таня поступила на факультет истории внеземных культур, эстафету подхватили одногруппники и преподаватели.
Словом, «характер» прямо-таки преследовал Танечку Ланину. И совершенно непонятно было, куда от этого характера деваться.
Когда после окончания университета Таня устроилась на скромную должность лаборантки в Кенигсбергский научно-исследовательский институт ксенологии (КНИИК имени Ю. Кнорозова), вместе с ней в сектор полевых исследований (именовавшийся попросту Лопатой) поступил и ее пресловутый «характер».
– Эта новенькая – она такая странная, – заметила аспирантка третьего года Жанна Скрябина, недовольно морща свой царственный носик.
– В смысле? – Старший научный сотрудник Оленька Белая неохотно оторвалась от зеркала, спрятала в косметичку тюбик жидкой помады кораллового цвета и вопросительно посмотрела на Жанну.
– Я к ней со всей душой, а она…
– А она? – Оленька снова уставилась в зеркало и принялась поправлять прическу. – Что – она?
– Понимаешь, я думала ее пригласить сегодня… Ну, на сабантуй. Сказала, заходи вечером в «Палисад», выпьем абсенту, потанцуем… Тем более повод есть и все такое… А она сказала, что танцевать не умеет, абсента не пьет и мне не советует. Причем с таким видом! С таким видом! – Голос Жанны звучал обиженно.
– Мало ли… Может, она и впрямь абсента не пьет… Потому и на сабантуи наши не ходит.
– А мы кто, получается? Алкоголички, что ли? Она на это намекает, да? Вот ты мне скажи – на это она намекает?!
– Да кто ее разберет, твою Таню, – пожимала плечами Оленька. – Она такая невоспитанная! А впрочем, чего ты хочешь от девушки с планеты Екатерина? Это же богом забытое место! Как ее вообще угораздило в университет поступить… Вероятно, по программе какой-нибудь. Что-нибудь вроде «Гуманитарные инициативы – жителям дальнего Внеземелья». Внеземельники эти, говорят, даже экзамены вступительные не сдают, их так просто принимают, для процентовки…
– И где только высокомерия этого набралась, выскочка инопланетная… – поддакивала подруге Жанна.
Нет, Таня Ланина не была высокомерной. Она была стеснительной. И немного замкнутой.
Разговоры с коллегами требовали от нее настоящего мужества. И всякий раз, когда нужно было это мужество проявить, Таня совершенно забывала про вежливость.
Впрочем, кое в чем Оленька и Жанна были правы: планета Екатерина, на которой родилась и выросла Татьяна, действительно сыграла здесь свою роковую роль.
До десяти с половиной лет круг общения Тани ограничивался ее родителями, Иваном и Неонилой Ланиными, старшим братом Кирюхой (который, впрочем, учился в спортивном интернате и дома бывал нечасто), а также двумя сотнями мафлингов, исконных представителей фауны планеты Екатерина.
Родители Тани руководили звероводческой фермой.
Ферма специализировалась на мафлингах, каковые на языке биологической науки именовались maflingi ovaferra.
Над главным корпусом фермы гордо реял российский триколор, да оно и неудивительно: заведение находилось на балансе Министерства Здравоохранения РД.
В двухэтажном доме из желтого ракушечника, пристроенном к северному крылу фермы, Таня Ланина и провела детство.
Мафлинги были ужасно прихотливым видом. Нигде, кроме средних широт планеты Екатерина, они нестись не желали.
Даже содержание в земных зоопарках мафлинги переносили из рук вон плохо – линяли, теряли интерес к противоположному полу, болели и скучали. Да еще и смотрели на посетителей с такой безысходной тоской, что особо впечатлительные дети начинали тут же, возле стеклянных вольер с грозными предупреждением «животных не дразнить и не расстраивать!», навзрыд плакать от жалости «к бедненькой белой крыске» и проситься домой.
Строить фермы на удаленных, слабо колонизованных планетах вроде Екатерины – затея дорогая и трудоемкая. Но земляне строили. Для этого у них были причины.
Из яиц мафлингов – продолговатых сизо-серых крапчатых – производился препарат сенокс, многократно повышающий стойкость человеческого организма к перегрузкам. Сенокс также существенно облегчал акклиматизацию к условиям колоний, которые хотя и устраивались в основном на планетах З-класса (то есть землеподобных), но каждая из них отличалась от Земли как дикий зубр от домашней коровы.
Сенокс был в тысячи раз дороже белужьей икры. В сотни раз дороже платины.
И все равно число частных лиц и организаций, готовых платить за сенокс баснословную цену, с годами не уменьшалось.
Над тем, чтобы синтезировать препарат, не уступающий натуральному сеноксу, бились десятки лабораторий (в одной только Москве – четыре). Увы, напрасно. Может быть, потому, что чудеса вообще не бывают синтетическими?
А ведь препарат и впрямь был чудесен. Пилоты, прошедшие курс терапии натуральным сеноксом, нормально переносили кратковременные перегрузки до 12 g без потери сознания.
Конечно, с матерком выползая из испытательной центрифуги, они не плакали от счастья и не кричали от удовольствия – мол, что за прелесть эти перегрузки, хотим еще! Но болевые ощущения у них почти отсутствовали, сознание сохраняло ясность, не уходило в «красный туман».
Нет, заменители сенокса такого эффекта не давали. Точнее, они не давали никакого эффекта.
И кому становилось легче от того, что формула искусственного сенокса в точности соответствовала формуле натурального? Или от раздававшихся на каждой конференции по фармакопее клятв заслуженных академиков в том, что не за горами день, когда тайны сенокса будут вырваны у природы?
Ну, уж по крайней мере не пилотам.
Поэтому правительства, разуверившиеся в возможностях химии, дружно раскошеливались на разведение ценных мафлингов в естественных условиях. Сдача в аренду угодий на Екатерине, целиком принадлежавшей Российской Директории, ежегодно приносила в казну доход, сравнимый с доходом от налогов со всего прибалтийского игорного бизнеса.
А на самой Екатерине простые труженики вроде Таниных родителей обихаживали привередливых мафлингов, чтобы те откладывали побольше ценных яиц.
