Но все-таки была предпринята попытка придать помещению жилой вид — его покрасили.
Когда из соседней комнаты вошла девушка, Кэлхаун все понял. Она была моложе мужа, но не намного и отнеслась к гостю с ем подсознательным страхом, с каким домохозяйка всегда следит за пришедшим в надежде, что он не заметит беспорядка в доме. Молодая жена обладала тем инстинктом женщины, который намного древнее традиций. Долг и преданность могут быть отброшены, но понимание домохозяйкой ее роли незыблемо.
— Познакомься, это представитель Медицинской Службы, — коротко представил Кэлхауна Уолкер. — Я сказал ему, что у нас проблемы с некоторыми из детишек. А это моя жена Эльза.
— Чи! — вмешался Мургатройд, не отрываясь от шеи Кэлхауна. Внезапно осмелев, он слез на пол. Эльза улыбнулась ему.
— Да он совсем ручной, — обрадовалась она. — Может…
Кэлхаун протянул руку. Девушка пожала ее. Мургатройд важно подал свою черную лапу. Взамен конфликтов и ненависти, здесь он попал в привычную атмосферу дружественного общения и все больше чувствовал себя как дома.
Забавно было смотреть, как зверек ведет себя совсем по-человечески.
— Он просто восхитительный! — пришла в восторг девушка. — Можно, я покажу его Джеку?
— Эльза занимается с малышами, — объяснил Уолкер. — Она говорит, что с ними происходит что-то непонятное. Давай его сюда, Эльза.
Хозяйка исчезла и через минуту вернулась с маленьким мальчиком. По всей вероятности, ему было шесть-семь лет. Худенький, с блестящими глазами, он совершенно пассивно сидел у нее на руках. Эльза опустила его в кресло, он настороженно огляделся, но даже не пошевелился. Увидев Мургатройда, просиял. Тормал направился к человеку почти одного с ним роста. Важно протянул лапу. Малыш захихикал, но рука его продолжала безжизненно покоиться на коленях.
— Он ничего не хочет делать, — отчаивалась Эльза. — Его мускулатура в порядке, но он не хочет ею пользоваться! Просто сидит и ждет, пока за него все сделают! Ведет себя так, словно потерял саму идею движения и даже совершения любых поступков вообще! И это свойство начинает проявляться и у других детей! Они просто сидят! Они достаточно способные… они все видят и понимают — но они просто сидят!
Кэлхаун осмотрел малыша. Лицо его старательно оставалось бесстрастным. Но он вздрогнул, коснувшись тоненьких, как спички, ручек и ножек ребенка. Все мускулы были жидкие, как кисель.
Когда Кэлхаун выпрямился, рот его был перекошен вопреки желанию.
Жена Уолкера встревожилась:
— Вы знаете, что с ним?
— В принципе, да, — в голосе Кэлхауна прозвучала безнадежная ирония.
— Он восстал. Как вы восстали против Федры, он восстал против вас. Вы восстали и нашли себе отличное оправдание войне, в которую вступили. Но и он кое в чем нуждается и не получает тоже. Поэтому он восстал супротив своей судьбы — как, впрочем, и вы — и теперь умирает, как и вы вскорости, в конечном счете, по той же причине.
Лицо Уолкера зловеще помрачнело.
— Я не понимаю о чем ты!
Кэлхаун облизал пересохшие губы.
— Повторяю доступным языком. Истинная причина его теперешних бед, как и ваших будущих, в том, что была разрушена общественная система. Куски не могут жить сами по себе. И я не знаю, какие медицинские меры можно предпринять, чтобы исцелить тяжело больное общество. Как врача, меня можно выпороть. Но лучше… Кстати, я сказал вам, что флот Федры атакует через два дня?
«…Истина всегда согласуется с сутью вещей. Очень часто ее не удается открыть только потому, что вы не удосужились докопаться до какой-то мелочи. Но еще чаще истина не найдена по той причине, что кто-то отказался понять суть…»
«Руководство. Межзвездная Медицинская Служба» c.101
В первый день Кэлхаун уныло бродил по детским приютам, построенным первыми юными колонистами, когда корабли начали выгружать совсем маленьких на посадочные решетки Канополиса. Приюты не так уж похожи на детдом, конечно, но молодое поколение Федры было поставлено взрослыми в слишком жесткие условия. Время неизбежной вспышки солнца не было известно наверняка. Она задерживалась, как на сегодняшний день, почти на пять лет со дня обнаружения ее неотвратимости. Если бы столь сильное отклонение можно было предвидеть, то сначала бы были отправлены взрослые и техника.
Но вспышка не поддавалась расчету. Она — игрушка в руках вероятности.
Определенные переменные непостоянства неизбежно совпадут раньше или позже.
Как только это произойдет — конец и окончательная катастрофа. Солнце превратится в ужасающий огненный шар и уничтожит жизнь в своей солнечной системе. Расчеты показали, что вспышка, скорее всего, произойдет в первый же год, два против одного — в два года, пять против одного — в три. Шансов продержаться столь долго у Федры практически не было. Население планеты уже должно было погибнуть.
И, сохраняя трезвость ума и здравый смысл, люди поступили разумно.
Сначала спасли тех своих детей, что могли позаботиться о себе, затем отправили остальных. Но на юных колонистов было взвалено чудовищное бремя.
Даже взрослым не по силам был бы тот объем горнодобывающих, строительных и сельскохозяйственных работ, что свалился на подростков. При этом им едва хватало продовольствия, а ртов все прибывало. Излишков жилья никогда не было, а с каждым новым кораблем прибывали все меньшие дети, требующие жилья и ухода больше, чем предыдущие. А в мире предков их было достаточно.
Кэлхаун видел девочек, посвятивших себя детям-квазисиротам. Они привносили с собой, скорее всего, трогательную атмосферу авторитета в среду малышей. Но иногда были способны и на жестокость. Временами у них появлялась необходимость защищать не детишек, а самих себя от неуклюжих ухаживаний несовершеннолетних увальней, считавших себя неотразимыми.
Получалось очень даже хорошо.
Малыши были точно такими, как предполагал Кэлхаун. Во всех отношениях. Малыш, который первым встретился ему был экстремальным случаем, но результат игр по доверенности бросался в глаза повсюду.
Кэлхаун вынужденно проверял, один за другим, приюты для детей. За ним ревниво следили спокойные лица юных нянек. Но их смешило, когда Мургатройд вслед за Кэлхауном пытался измерять температуру и все остальное. Его пришлось остановить, когда он попытался взять мазок из горла, что, по словам Кэлхауна — сущий пустяк.
После четвертой такой инспекции он сказал Эльзе:
— В дальнейшей проверке необходимости больше нет. А куда подевались мальчики того же возраста, что и девочки-няни: тринадцати-, четырнадцатии пятнадцатилетние?
