– Благодарю вас, сэр, – еле нахожусь я с ответом.
Адмирал кивает ординарцам, и вся толпа начинает выдвигаться в коридор. Среди начальников космофлота я заметил начальника отдела планирования, нашего непосредственного начальника.
– Простите, сэр, могу я с вами поговорить… наедине?
– Сколько угодно, – добродушно кивает адмирал. Но будь я проклят, если он не насторожился так, будто ожидает чего-то опасного. Чего это он?
– Все оценивают перехват как успешный, а мне кажется, что мы действовали не очень. Корабли запустили слишком рано, из-за чего многие корабли не смогли дойти. Корабли запустили веером, из-за чего на цель вышло слишком мало кораблей. Вам так не кажется?
Адмирал расслабился так, как будто ожидал услышать нечто другое, и покровительственно захмыкал.
– Вы молоды, капитан, и хотите всего сразу. Да, при перехвате имели место некоторые недостатки, но будьте уверены, что все они будут изучены, а необходимые изменения и дополнения будут внесены в уставы. Мы оцениваем достигнутый результат как вполне приемлемый. Когда-нибудь вы поймете, что в бою не следует выяснять, кто что сделал правильно или неправильно, а надо решать, что можно сделать с наличными силами в данной ситуации, – начал адмирал вдруг цитировать учебник по стратегии боевых действий. Он ещё бы вспомнил о том, что надо всегда переносить боевые действия на территорию противника. С чего это его понесло?
– Я вижу, что генерал Джонс не ошибся, рекомендовав вас в Академию Космопола, – только не называйте её так при других, ладно? Вы действительно честный юноша, достойный представлять Землю перед другими расами. Желаю вам успеха. Ещё вопросы?
– Нет, сэр.
Это я-то юноша? После четырех лет патрулирования я кажусь себе глубоким стариком.
– Тогда у меня есть вопрос. Как вам удалось рассчитать траекторию перехвата в гравитационном поле Луны? У вас на борту не должно было быть соответствующего математического обеспечения.
– Э – э… я увлекался программированием… в старших классах элеватора. Там мы любили создавать космические симуляторы. Потом ещё в училище нас подучили космической навигации. Когда пришлось, я запрограммировал навигатор.
– За полчаса? – Бровь адмирала поползла вверх, демонстрируя такой же вопрос, как и утверждение сержанта "вас видели в городе, когда у вас не было увольнительной". А бровь у него широкая, мохнатая. Он что, перед зеркалом тренируется, только одну бровь поднимать? Должно быть, на его непосредственных подчиненных этот фокус с бровью наводит большой ужас. Но мы закаленные. Нас тоже сержант в училище спрашивал, где мы были с семи до одиннадцати.
– Да, сэр, за полчаса, – ответил я с каменным лицом (в действительности мне понадобилось для программирования три часа, да ещё на отладку час).
– М-м! Восхитительно! Старшие классы элеватора! Я так и думал, – сказал адмирал и покинул мою палату. На одеяле остались лежать новенькие капитанские погоны, а под одеялом бутылка коньяка, которую подложил мне один из адмиральских ординарцев. Что за дурацкая традиция думать так, будто военных ничего не интересует, кроме баб и выпивки? Присутствовавший при этом главврач сделал вид, что не заметил.
Я посмотрел на погоны. Капитан! На "Тусе счастливой" мне бы трубить до капитана ещё лет десять.
25.04.3006.
Попытался получить увольнительную в город – не дали. Говорят, что у ворот дежурит группа дам, жаждущих получить себе на память мой талон ГМС, и что эта группа вполне способна разорвать меня на части, на сувениры. Я вроде как знаменитость.
В холле госпиталя повесили огромную фотографию в рамочке, ту, где адмирал пожимает мне руку. Попросил снять – не сняли. На фотографии адмиралы, кстати сказать, имеют вполне человеческий вид, а у меня вид истощенного дистрофика. И вовсе моя кожа не серо-зелёная, как на этой фотографии! Должно быть, адмиралам головы фотомонтажом приставили, с портретов двадцатилетней давности, а меня раскрасили.
Завтра телепортируют на Вентеру, в академию. Прощай, Елена! Так и не получится с тобой помириться по-настоящему.
Но, с другой стороны, и никаких трибуналов. Тоже хорошо.
Глава 7. Прибытие на Вентеру
26.04.3006. 14 часов 01 мин. по местному времени планеты Вентера-4.
Говорят, что мозг человека наименее чувствительная к боли часть тела. Могу заявить вам со всей ответственностью: врут. По прибытии на Вентеру первым ощущением у меня было такое, как будто бомба в голове взорвалась. Грязный вакуум. Было очень больно. Меня списали в госпиталь на месяц, сразу из камеры перехода.
Через два дня, когда прошла головная боль, я понял, что не выдержу ещё одного месяца бездействия, игр в карты и занятий на велотренажере. Я запросился на любую работу, и моя помощь была с благодарностью принята. Велели только не перегружаться и не делать резких движений.
На станции жизнь кипела. Прибывали корабли с инопланетными курсантами и представителями, строились учебные помещения, собирались учебные корабли. Я даже не представлял, что так далеко от Земли можно нагнать так много народу. Несколько тысяч земных офицеров и техников, множество космопсихологов, переводчиков, косморазведчики, у которых тут, кроме всего прочего, база, и множество вспомогательного персонала. Это не считая инопланетных существ, которых тоже должно набраться несколько сотен. Дел в таком бедламе хватило бы на небольшую тысячу таких, как я.
Громкоговорители, установленные во всех отсеках, постоянно рявкали с приказами кому-то явиться куда-то, взлетали шаттлы, связывающие базу с орбитальной станцией, техники на огромных транспортерах тащили грузы, грузовики везли руду из соседних гор на металлургический заводик. Всё это гремело, гудело и вибрировало, все куда-то торопились и ругались. Но громче всего, конечно, были взлетающие челноки. При их взлете вся база бросала свои дела и провожала их взглядами, да при таком грохоте и невозможно что-либо делать. Над Вентерой висит ещё и орбитальная станция, когда-нибудь мы будем отправляться в учебные полеты именно с неё. Если вы не видели взлет шаттла или ракеты, то могу подсказать, что свет от реактивных двигателей при этом виден за сотни километров, а рев стоит такой, что вся база трясется. Аэродром, с которого взлетают челноки, находится в нескольких километрах от базы.
Меня приставили к пожилому мрачному капитану косморазведки, который организовывал участок регистрации. За всю дорогу от госпиталя до участка регистрации он не проронил ни слова, даже на мое официальное представление о "прибытии к новому месту службы" он ничего не сказал, только промычал нечто невразумительное.
