Ознакомительная версия.
Майлз жестом предложил ей сесть на лакированный сундук из ореха.
Катриона послушно села, молча улыбаясь. Ей следовало бы сообщить ему скверные новости и уйти. Но он настолько явно пребывал в отличном настроении, что Катриона не могла вот так вот сразу все испортить. И когда это его голос стал для нее звучать как ласка? Пусть поболтает еще немного…
– Ладно, в любом случае, когда я наткнулся вот на это, – махнул он в сторону накрытой толстой белой тканью кучи, – то подумал, что для вас это может оказаться интересным.
Затем указал на открытый сундук с оружием.
– Там тоже много всего интересного, но это скорей по части Никки. Ему нравится гротеск? В его возрасте я счел вот это грандиозной находкой. И не знаю, как потерял… Ах, ну да! Должно быть, дедушка припрятал ключи! – Он достал корявый мешок коричневого цвета и с некоторой опаской заглянул внутрь. – По-моему, это мешок цетагандийских скальпов. Хотите взглянуть?
– Взглянуть – возможно. Трогать – ни за что!
Майлз послушно протянул раскрытый мешок. Высохшие желтоватые пергаментные кусочки со свисающими, а кое-где отваливающимися клочьями волос действительно походили на человеческие скальпы.
– Фью! – уважительно присвистнула она. – Ваш дед сам их снимал?
– М-м… возможно. Хотя их тут многовато для одного, даже для генерала Петера. Думаю, что скорее всего они были сняты и принесены ему в качестве трофеев его партизанами. Это, конечно, здорово, только вот что ему было с ними делать? Выбросить не мог, это ведь подарки.
– Что вы собираетесь с ними делать?
Пожав плечами, он сунул мешок обратно в сундук.
– Если Грегору вдруг понадобится нанести изящное дипломатическое оскорбление Цетагандийской империи, чего ему в данный момент совсем не нужно, то, полагаю, можно будет вернуть им вот это с пространными извинениями. Ничего другого мне навскидку на ум не приходит.
Майлз захлопнул сундук, перебрал кучку механических ключей и запер замок. Поднявшись, он подошел к коробу подле Катрионы, открыл его, достал какой-то обернутый предмет, положил на крышку и развернул.
Это оказалось великолепное старинное седло, такое же, как старинные кавалерийские седла, но более легкое, для леди. Темная кожа была изящно украшена выдавленными листочками, бутонами и цветами. Зеленый бархат седельной подушечки истлел, и из него торчала набивка. Крошечные оливковые и кленовые листочки, выдавленные на коже, овалом окружали буквы «Ф» и более мелкие «Б» и «К». А не потерявшая яркости вышивка – тоже цветочный орнамент – украшала попону.
– Должны быть такие же удила, но их я пока не нашел, – сказал Майлз, проводя пальцем по инициалам. – Это одно из седел моей бабушки по отцовской линии. Жены генерала Петера принцессы и графини Оливии Форбарра Форкосиган. Вот этим она явно пользовалась. Мою мать так ни разу и не удалось уговорить поездить верхом – и я до сих пор не понимаю почему, – и отец страстью к лошадям не отличался. Так что у дедушки оставался лишь я, чтобы попытаться сохранить семейную традицию. Но когда я вырос, у меня практически не было времени ездить верхом. По-моему, вы говорили, что умеете?
– Ни разу не ездила со времен детства. Двоюродная бабушка держала для меня пони. Хотя я сильно подозреваю, что не столько для меня, сколько ради навоза для ее сада. У моих родителей в городе пони держать было негде. Он был жирным, с мерзким характером, но я его обожала, – улыбнулась воспоминаниям Катриона. – А седла были какие придется.
– Я подумывал, не починить ли это, чтобы им можно было снова пользоваться.
– Пользоваться? Да ему место в музее! Ручной работы… Совершенно уникальное… имеющее свою историю… Я даже представить не могу, сколько оно может стоить на аукционе!
– Ха! У меня произошел в точности такой же спор с Дувом. Это не просто ручная работа, это штучная работа, специально для принцессы Оливии. Скорее всего подарок моего деда. Представьте себе не просто ремесленника, а мастера. Как он отбирает кожу, выделывает ее, обрабатывает. Я представляю его оттирающим руки и думающим о своей графине, разъезжающей в созданном им произведении искусства на зависть и восхищение подругам. Гордого тем, что его творение теперь – часть ее жизни.
Майлз обвел пальцем обрамляющие инициалы листочки.
После этих слов ее представление о стоимости этой вещи резко подскочило вверх.
– Ради бога, оцените его сначала!
– Чего ради? Чтобы предоставить музею? Не желаю ради этого оценивать мою бабушку. Чтобы продать какому-нибудь коллекционеру, чтобы он им владел, как капиталом? Пусть капитал и собирает, все равно большую часть из них интересует лишь это. Единственный коллекционер, достойный владеть им, – это человек, одержимый принцессой-графиней, один из тех мужчин, что безнадежно влюбляются вопреки бездне веков, лежащих между ним и объектом его страсти. Нет. Я обязан в память мастера, его сотворившего, использовать это седло по прямому назначению, как он и планировал.
Жившая в ней экономная пугливая домохозяйка – ущербная супруга Тьена – пришла в ужас. Душа же ее пела, слыша слова Майлза. Да. Именно так и должно быть. Место этому седлу под какой-нибудь красивой дамой, а не под стеклом. Парки и сады создаются для того, чтобы ими любовались, вдыхали их аромат, гуляли по ним, наслаждались ими. Ничем нельзя измерить ценность садов, кроме восторга, который они вызывают у посетителей. Только использование придает им смысл. Откуда Майлз это знает? Только за одно это я могла бы тебя полюбить …
– Так. – Он ухмыльнулся в ответ на ее улыбку. – Бог знает, как мне нужно было заняться чем-то для упражнения, иначе вся эта кулинарная дипломатия, которую я веду в последнее время, приведет к тому, что все труды Марка отличаться от меня пойдут насмарку. В городе есть несколько парков, где есть тропинки для верховой езды. Но ездить в одиночку скучно. Может, составите компанию?
– Я бы с удовольствием, – честно ответила Катриона. – Но не могу.
Она видела, как в его глазах роятся десятки доводов, которые вот-вот выплеснутся наружу. Рукой она остановила этот готовый прорваться поток. Нужно положить конец этому веселью. Навязанное ей соглашение с Бэзилом позволяет ей лишь попробовать Майлза, а не насладиться им. Никаких банкетов… Пора возвращаться к жестокой реальности.
– Произошло кое-что новенькое. Вчера меня навестили Бэзил Форсуассон с моим братом Хью. Науськанные, как я понимаю, мерзким письмом от Алекса Формонкрифа.
Она с горечью пересказала их визит. Майлз внимательно слушал. Лицо его не выражало ничего. Ни разу за весь рассказ он не прервал ее.
Ознакомительная версия.