Глупости, упрямо сказала себе Ильгет. Нельзя же так... Вот такие подозрения убивают все.
Мало ли откуда... может, он мне купил. Ильгет тут же сама мысленно отвергла эту идею, когда бы это Пита покупал ей подарки? Ему просто в голову не приходило. Первые годы он ей и на дни рождения ничего не дарил, потом уже она намекнула, что неплохо бы вообще-то...
Ну мало ли, действительно, Эдика забыла или еще кто-нибудь, может, у Питы какие-нибудь знакомые есть в Заре, с работы или еще откуда. Ильгет снова углубилась в чтение. Вскоре раздался щелчок входной двери.
Ильгет выскочила и обняла мужа.
– Ну как дела? – голос Питы показался ей растерянным.
– Хорошо. А зря ты со мной не поехал. Ну а ты как?
– Тоже ничего.
– Поужинал?
– Да, у мамы...
Ильгет подумала, что надо было и ей купить себе чего-нибудь. В ресторан идти – Пита не любит ресторанов, а одной как-то не хочется. Можно ли здесь заказать чего-нибудь в номер? Удивительно, но на родной планете Ильгет ориентировалась в жизни куда хуже, чем на Квирине.
– Слушай, – она посмотрела в окно, где над серой черепицей крыш разгорался закат, – может, пойдем, прогуляемся?
Шли вдоль реки, чернеющей внизу, вода поблескивала от света фонарей, или может быть, тусклых далеких звезд, и вдали, на смутно различимом берегу, виднелось неясное зарево. Последняя розовая полоска уже погасла на горизонте, ночь вступала в свои права. Ильгет зябко куталась в белесую куртку.
– Помнишь, – дежа вю вдруг захватило ее, но это было правдой, когда-то они действительно гуляли здесь, – мы тут с тобой бродили, и тоже был закат?
– Ага, – отозвался Пита.
– Я еще стихи тебе читала... Пылает розовый закат, ложась на парапет...
– Ага, вроде помню. Мы тогда только в Зару переехали.
– А за рекою дивный сад, – вспомнила она, – голубоватый свет.
Пита взял Ильгет за руку. Теплая волна побежала по телу, теплая, сладкая. Ильгет посмотрела в лицо мужа, и нежность захлестнула ее.
Мой, мой любимый. Родной. Только вот почему я не могу даже произнести этих слов? Слишком многое стоит между нами...
– Знаешь, я когда тебя в первый раз увидела – подумала, какой симпатичный парень... ну на меня он точно внимания не обратил бы. Ты же тогда был с Люссаной, помнишь, на вечеринке у Нелы?
Ильгет слегка помрачнела. Немного неприятно то, что Люссана – их общая с Нелой подруга, ну не то, чтобы близкая, так... Да и Пита вначале расстался с ней (и женаты они не были), а потом уж стал ухаживать за Ильгет. Но все равно как-то нехорошо получилось. Однако такие соображения не могли ее остановить в тот момент, она ведь действительно влюбилась в Питу.
– А ты мне сразу понравилась, – задумчиво сказал муж, – сидишь в уголке, такая тихая, скромная, а потом тебе дали гитару, ну, думаю, она еще и талантливая.
– Но я тогда в тебя не влюбилась, потом уже... Знаешь, – Ильгет помолчала, – наверное, после нашей первой ночи. Да, точно. Вот тогда я вдруг почувствовала – все, без тебя жить не могу.
Это было как прозрение – ведь действительно, вся любовь началась именно с этого. Как-то Ильгет страшно привязалась к Пите, ощутила – что это уже все. Что с этим человеком она связана на всю жизнь. Может, потому что подсознательно всегда была уверена: муж может быть только один.
Но она-то не была первой у Питы. До Люссаны у него было еще минимум три женщины, не считая случайных связей. Да и последней, если уж честно, Ильгет тоже не была. Вдруг занозой всплыла черная шалька, всплыла и заныла в памяти, но Ильгет старательно упрятала дурную мысль подальше.
Пита любит ее. Только ее. Даже если у него что-то и было – ведь Ильгет он все равно любил больше. Просто он заблуждался.
– Помнишь, как это было здорово, – произнес Пита, – твоя мама уехала на два дня... И помнишь, как мы кофе пили утром?
– Да, – восторженно подхватила Ильгет. Пита обнял ее за плечи. Медленно они двинулись вдоль реки. Ты неправ, мысленно сказала она сагону. Мы с Питой не случайно встретились, я предназначена Пите, и у нас – настоящая семья... до самой смерти. У нас ведь так много общего, нас так многое объединяет. Спустились вдоль реки и медленно зашагали к гостинице сквозь прозрачную летнюю ночь Зары.
На следующий день Ильгет уговорила-таки Питу пройтись по магазинам, она выбирала бумажные книги, Пита интересовался музыкой и фильмами – на Квирине ведь ярнийская культура далеко не полностью представлена. Покупали какую-то мелочь, денег хватало.
– Кажется, отсюда ты улетишь с таким же количеством чемоданов,– заметил Пита. Но он и сам покупал немало, войдя даже в некоторый азарт – идти и покупать все подряд, денег сколько угодно (по квиринским меркам у них оставалось немного, но в пересчете на лонгинские кредиты – целое состояние). Пообедать они решили в небольшом ресторане на верхнем этаже супермаркета.
Ковыряясь в мясном рулете, Пита рассказывал примерно в двадцатый раз, как в детстве он мечтал купить собственный проигрыватель, копил деньги и даже собирал и сдавал пустые бутылки. Ильгет слушала и улыбалась.
Ей нравилось такое редкое оживленно-бодрое состояние мужа. Обычно он с ней бывал не в духе.
Что же это, неужели Ярна на него так влияет? Здесь он чувствует себя своим, да и родственники – вот это ощущение корней, у Ильгет оно только сейчас появилось. Когда мама, похоже, простила ее и смирилась с ее жизнью. А Пита никогда не конфликтовал с родственниками... И при этой мысли у Ильгет снова сжалось сердце – не вспомнились, а так, темным комом прокатились по сознанию прежние многочисленные придирки матери Питы, когда муж вовсе и не думал за Ильгет заступаться, а ей и деваться было некуда.
Да что это? Неужели сагон? Как все-таки он надавил на меня... Ведь я давно уже об этом забыла!
Не надо думать о дурном. Надо строить прекрасное настоящее. Пита подлил себе соуса, Ильгет последовала его примеру.
– А я с Нелой встречалась, – сказала она, – представляешь, она ведь приехала!
– В Иннельс?
– Ну конечно.
– Ну и как у нее дела?
– Ну как... муж, она говорит, раскаялся, что работал на сагонов, – Ильгет прикусила язык. Ну нельзя же об этом! Пита замолчал.
Пита, по-видимому, и сам уже понимал, что служба его у сагонов никак не может являться предметом гордости. Правда, пережитые лишения и опасности во время военных действий он вспоминал подробно и с удовольствием, отчего Ильгет коробило. Ее-то жизнью он не интересовался. Но всякие напоминания о том, что вот, он служил у сагонов, Пита воспринимал как оскорбление.
– Я вот давно хотел тебя спросить, – начал он, отодвигая второе.
– А можно еще мороженого? – спросила Ильгет.
