Владимир Подольский - На пороге

«Похвальная реакция!» —мелькнула мысль у захватчика. — «Видать дядечка в своё время…»

— Брось пистолет! — закричал он противнику, прикрываясь заложницей. — Ты всё равно не станешь стрелять!

Первым после Омарова пришёл в себя Хуберт.

— Что вы себе позволяете? — крикнул он Ларсу. — Немедленно уберите оружие!

— Я выполняю приказ! — парировал тот. — И вам приказываю именем Президента США арестовать этих людей, как разыскиваемых правительством по подозрению в совершении преступлений!

Хуберт хотел что-то ответить, но тут события завертелись с немыслимой быстротой: всё последующее промелькнуло в считанные секунды. Катя мотнула головой назад и вбок и удачно попала теменем в нос предателя. Хрящи его носа явственно хрустнули. После чего попыталась ударить врага пяткой по голени, но промахнулась. Ларс удержал равновесие, взмахнув рукой. В то же мгновение сбоку мелькнула серая молния, и в запястье правой руки Ларса вцепились зубы Барсика, выжидавшего до этого, видимо, удобный момент. Взвыв от яростной боли в разрываемой руке, Ларс выронил пистолет, оттолкнул Катю и попытался оторвать от себя животное. Но тот каким-то образом вцепился и в его левую руку, не переставая терзать челюстями правую. Вдобавок, резанув как бритвой когтями задней лапы прямо, как показалось американцу, по глазам.

Глаза, впрочем, уцелели, но кровь из рассечённого лба мигом их залила. Со стоном Ларс рухнул на колени в отчаянной надежде нащупать валяющийся под ногами пистолет, но подскочившая Катя пинком отправила оружие в дальний конец тамбура.

— Брось его, Барсик! — скомандовал неведомо, когда выросший рядом Павел. И кот, напоследок, от души ударив задними лапами, оставил свою стонущую жертву, выскочил наружу и принялся валяться в снегу, чтобы очиститься от вражеской крови и запаха. Присутствующие полярники почтительно отодвинулись. Две видеокамеры и несколько фотоаппаратов, ранее успевшие снять скоротечную битву в тамбуре теперь нацелились исключительно на Барсика. Но успели запечатлеть и следующий, заключительный акт трагедии, который русский человек назвал бы «вынос тела».

Запрыгнувшие в тамбур, Сергей и Пётр подхватили Ларса под руки и выкинули наружу. Тот упал лицом в глубокий, истоптанный снег, заворочался и сел. Лицо его в крови и в налипшем снегу являло собой жалкую, безобразную маску. Очистив лицо левой рукой, Ларс прижал к себе истерзанную правую, из которой продолжала хлестать кровь. По знаку Хуберта к раненому подскочили двое полярников и наложили на руку импровизированный жгут из брючного ремня. Прижали ко лбу, снова оросившемуся кровью, переданную им со «Снарка» медицинскую салфетку. Вторую приложили к носу.

Тем временем Павел подобрал лежащий в тамбуре пистолет, выщелкнул обойму, передёрнул затвор и бросил обезвреженное оружие в снег к ногам Ларса. Обойма полетела далеко в сугроб. Видевший это Хуберт согласно кивнул. Ларс же поднял пистолет с налипшим на нём комом снега и неловко запихал в карман накинутой на него куртки. Наконец, затарахтел мотор снегохода и поверженного вояку увезли в медпункт. Побеседовав некоторое время с руководителем полярной миссии, Павел Васильевич тепло с ним попрощался и, рекомендовав отойти всем подальше, дал команду взлетать.

Поспешно отъехав, полярники могли наблюдать, как взметнулись в небо и во все стороны целые сугробы снега, запели свою песню фюзеляжные двигатели удивительного «Снарка», и он, вылетев из центра этой рукотворной метели, поднялся вертикально вверх, качнул своими куцыми крылышками в знак приветствия и скрылся в зените.

Ларса не стали госпитализировать. Врач базы наложил ему несколько швов на рассечённый лоб и заштопал повреждённое запястье, упаковав его, правда, в лангетку. Опухший нос оказался просто сильно ушиблен, кровь из него перестала идти ещё на улице. Напичкав пациента антибиотиками и сделав укол, врач отпустил его, приказав прийти завтра. Едва передвигающего ноги, Ларса отвели в отведённую ему комнату, где он, узрев постель, рухнул на неё не раздеваясь и заснул.

Спал он долго. Его разбудил Хуберт, он задавал ему какие-то вопросы. Ларс отвечал машинально и снова уснул, когда начальник базы ушёл. Проснувшись, понял, что совсем потерял чувство времени: В узеньком окне по-прежнему сияло круглосуточное полярное солнце. На вешалке висела куртка, около стены стояли его вещи, чемодан и ноутбук.

Почувствовав голод, Ларс переоделся в приготовленную для него одежду, вышел из «гостиничного» номера, поблуждал по коридору и, наконец, привлечённый голосами и шумом, набрёл на дверь. Она была украшена пышной надписью «Ресторан». Открыв её, он оказался, правда, не в ресторане, а в столовой, где обедали полярники. При его появлении шум смолк, все смотрели на него. Кивнув и выдавив жалкую улыбку, Ларс прошёл к раздаче и взял поднос. Разговоры и звяканье ложек в зале возобновились. Поставив на поднос какие-то коробочки с едой, он направился к столу, за которым заметил коллег в НАСА-вских комбинезонах. Однако при его приближении астронавты поспешно встали и пересели за другие столы. Пообедав в одиночестве и даже почти не почувствовав вкуса пищи, майор вернулся в комнату, включил ноутбук и уселся за написание рапорта.

Вечером, случайно встретившись в коридоре с хмурой Карен Филби, он инстинктивно отпрянул, не ожидая от этой встречи ничего хорошего. Так и случилось: проходя мимо, Карен обожгла его презрительным взглядом и сказала вполголоса:

— Какое же ты дерьмо, Ларс!

Плюнула ему под ноги и удалилась. Это всё окончательно поставило на свои места: астронавт в полной мере ощутил двойственность ситуации, в которую он попал. С одной стороны для него не было и речи помыслить о невыполнении приказа, даже сейчас. А с другой, как жить с клеймом предателя? Впрочем, выход из таких коллизий давно известен.

Прилетевшие на следующий день из Вашингтона следователи, зайдя в его комнату, обнаружили там уже холодное тело Ларса Дженкинса. Праздновавшие сочельник полярники не слышали выстрела. Майор лежал на полу с простреленным виском, пистолет валялся рядом со здоровой левой рукой. На столе стоял открытый ноутбук, и лежала предсмертная записка, написанная от руки. Она была прижата иридиевым диском памятной медали фирмы «СЕ».

У Ларса была запасная обойма.

«Хитрый Снарк» шёл на автопилоте на высоте в несколько километров над блистающей под незаходящим солнцем равниной антарктического ледникового щита. Его пассажиры собрались в салоне и обсуждали за обедом последние события. Теперь, когда всё кончилось, они находили в них всё больше и больше юмористических моментов и дружно хохотали над рассказом Павла Васильевича, как он – «и на старуху бывает проруха!» – с позором вывалился из шлюза, поскользнувшись на снегу. И какая рожа была у Ларса Дженкинса, когда того тоже макнули в снег, но уже принудительно.