все бегу и никак не могу добраться. Дотянуться.
“Иден, Иден” - кричу я - “Дилан, нет”.
Нет, я их не ненавижу. Я их люблю, так люблю до сих пор, что сердце буквально разрывается. Почему я осознала это так поздно? Поздно, слишком поздно...
“Что ты наделала, Мария?” - слышу я голос Микеля Ройтера. Какой-то гулкий, пропитанный потусторонним холодом, - “теперь мы тоже не можем жить. Ты нас убила. Ты всех нас убила”. - Мария, Мария, проснись, - мои глаза пекло от слез, а в горле першило так, будто я не пила уже много часов.
Тело дрожало в ознобе, руки впивались в одеяло, а я все задыхалась, пытаясь сфокусировать взгляд на размазанной точке слабо иллюминирующего в углу комнаты ночника.
Когда мой разум немного пришел в норму, я обратила внимание на то, что буквально скована руками обнимающего меня мужчины. Он тяжело, хрипло дышал где-то сбоку от меня, успокаивающим шепотом убеждая меня, что увиденная во сне картинка из прошлого - лишь кошмары и игры моего подсознания, не более.
- Все хорошо. Это сон, всего лишь сон, - как заведенный повторял Иден, все крепче прижимая меня к своему телу - все хорошо, все хорошо...
Не знаю, кого он пытался убедить в этом, меня или себя, но, кажется, впору было тревожиться уже за его состояние.
- Это сон, - согласилась я хрипло, - просто плохой сон.
Потом подумала немного и несмело добавила:
- Спасибо.
Мы оба замолчали. Я боролась с собой, желая одновременно отстраниться от миранца и внутренне сопротивляясь этому вроде бы уже естественному для себя желанию. Дистанция, Мария. Сохраняй с ним дистанцию. Иначе потеряешь себя окончательно. Снова. Пусть даже то, в чем ты так упорно себя убеждала на протяжении многих лет и оказалось не той правдой, в которой ты была уверена. Но я не могу, не могу снова от них отстраниться. Это слишком невыносимо.
- Ты звала... звала нас, - Иден сглотнул, словно оправдываясь передо мной.
О, космос.
Мужчина протянул руку и подал мне взятый со столика контейнер с водой. Я, захлебываясь, сделала несколько жадных глотков, пытаясь унять дрожь в руках.
- Ты тоже кричишь во сне, - проговорила я, проигнорировав то, что он мне сказал.
Это было правдой. Я слышала, как несколько раз ночью Иден кричал что-то неразборчивое даже через разделяющую нас стену комнаты. Просыпалась и лежала, слушая, шумят за стеной двери, как голос Дилана успокаивает побратима, а потом они долго говорят о чем-то друг с другом. Это било по мне даже сильнее, чем присутствие мужчин рядом. Мучило какой-то непонятной виной, потому что я упорно продолжаю делать вид, что ничего не происходит. Будило во мне что-то похожее на жалость или сожаление.
- Я знаю, - подтвердил он, - мне часто снится Люк. Он зовет меня к себе и... Иногда мне снится, что я умираю, окончательно умираю.
Голос миранца был безжизненным и глухим. Наполненным такой концентрированной болью, что мое сердце на короткую долю секунды дрогнуло. Я осторожно, сама не веря, что это делаю, погладила Идена по плечу.
- Это не по-настоящему, Иден, - произнесла я успокаивающим шепотом, - да, Люк умер, но вы с Диланом живы и здоровы. И у вас теперь есть Микел.
- Ты никогда нас не простишь, Мария? - Иден поднял голову и заглянул в мое лицо. Я осторожно прошлась ладонью по его коротким жестким волосам (теперь я знаю, почему они поседели) и медленно прижала его голову к своей груди. О, высшие силы, восемнадцать лет, я восемнадцать лет убеждала себя, что я их ненавижу. Восемнадцать лет я верила в то, что они меня предали.
Долгие годы я ощущала себя обманутой, брошенной, разочарованной в мужчинах женщиной, чью любовь растоптали и предали те, кого я почти считала семьей, которую эта женщина так хотела.
Да, я теперь совсем другая, мне уже за сорок, а не двадцать три. Но моя боль, она всегда оставалась со мной. Ныла в сердце застарелой занозой, вынуждая снова и снова вспоминать то, что я всеми силами пыталась не вспоминать.
- Ты не виноват в гибели побратима, Иден, - проговорила я, - ты виноват только в том, что понадеялся на власти и не нашел другого способа сообщить мне правду сразу. Я бы приняла ее проще, чем то, что вы исчезли с планеты без каких-либо объяснений.
- Мы узнали об этом...
- После нашей ночи, - сказала я спокойно. Морок кошмара уже меня отпустил. А вчерашняя истерика, во время которой я складывала все части этой головоломки, поставила мозги на место и заставило снова смотреть на все трезво, не погружаясь в свою боль, в переживания, в страхи.
Я будто резко выплыла из холодного, мутного тумана, в котором пребывала все эти недели. Не думала, что такое может случиться именно со мной. Думала, таким состояниям подвержена только слабые духом разумные.
- В Совете Флодана нам резко стало плохо. Это произошло как раз после смерти Люка на Миране. Он попал под лавину, работая в горах Шолан, и... не выжил. Военные забрали нас в свой медцентр, и сделали запрос на Миран, - стал рассказывать миранец, - нас перевезли на Миран разведывательным катером, а потом мы долгое время существовали почти полутрупами, успели только попросить освободить тебя от обязательств замыкающей. Мы надеялись, что ваш Совет тебе все объяснил, считали, что наши власти тоже с тобой связались. Нужно было найти способ передать тебе о том, что с нами еще через кого-то, но, когда нам стало лучше, ты уже улетела, а военное ведомство сообщило, что ты сама предоставила отказ.
Я слушала его внимательно, успокаивающе поглаживая по голове. О, высшие силы, мы провели почти полжизни без друг друга, а я чуть не потеряла его и Дилана вновь. И ототкнула Микеля, который, скорее всего знает обо всем, и даже возможно...
- Мне ничего не сказали в Совете, - покачала я головой, - показали документы и отправили восвояси - скорее всего, всем служащим запретили сообщать о вас что-либо. Миран слишком бережет свои секреты.
- Прости меня, - Иден обхватил меня руками, - мне так жаль, о, космос, я так скучал по тебе. Я знал, что ты никогда больше не будем вместе, надеялся, что ты со временем все забудешь и продолжишь жить дальше.
- Я и жила, - хмыкнула я, - у меня был катер, была
