Или…? Сам-то он сейчас о чем думает? О стаде. И о Боге. И… хунды пока сдерживают перепуганных женщин, не подпускают к калекам, которых стадо окружило, опять-таки, инстинктивно защищая беспомощных людей.
— Мне нужно время, — сказал Шрам. — Камера… — пальцы легли на затылок Ямана, чуть развернули голову влево и вверх. — Там. Говори с ними.
Яман кивнул. Едва-едва. Шрам не видит, но сейчас-то чувствует. И рявкнул, глядя прямо в невидимую камеру:
— Какая, к убырам, богадельня?! Вам тут рабочие руки не нужны или баб слишком много стало?!
— Кто убьет калеку, того пропустим внутрь, — отреагировали динамики.
Яман всей кожей почувствовал напряжение стада. Это и есть эмпатия? Каждый нерв, как струна натянут. А тут еще и за всех остальных чувствуешь? Ну ее в эхес ур, не надо такого.
Раньше, чем перетянутая струна порвалась, он заговорил снова. Его голос ослаблял натяжение, пока он говорил, людям казалось, что он может что-то сделать.
— Среди этих калек есть медики. Руки или ноги не работают, тебе не похрен? Головы-то работают, лечить они могут.
— Хорошо, — почти неслышно произнес Шрам.
Из стен послышалось шипение. В шлюзовую камеру начал нагнетаться кислород.
Не так и далеко от закрытых ворот, в аппаратной, с полудесятком мониторов на стенах и парой микрофонов на пульте, сидел человек по прозвищу Вартай Привратник. Его задачей было открыть ворота для новой партии каторжан, и при этом не впустить в тоннели тех, кто бесполезен. Бесполезных, вообще, не должно было быть. Чего ради эти придурки притащили с собой калек? Врачи? Но ведь не все же.
Новички выглядели подозрительно и, возможно, были опасны. Вартай не понимал их, все непонятное опасно. Зачем они приперли искалеченных баб? На корабле баб везут отдельно, о них ничего невозможно узнать, пока летишь, и ничего не узнаешь, пока бежишь до ворот.
Надо было решить, избавляться ли от лишних ртов, пожертвовав при этом врачами, которых, кстати, могло и не быть, или впускать всех, а лишних убрать позже, когда насчет врачей прояснится.
Вартая сначала смутно, а потом все сильнее начало беспокоить то, что этот здоровенный мужик, который на него орал и требовал открыть ворота, смотрел прямо в камеру. Как так? Он ведь не может ее видеть. Там и камеры нет, там тонкий усик световода.
И все же разъяренный взгляд с монитора, как будто пырился прямо в глаза. Здоровенный одной рукой обнимал какое-то… существо… Какую-то тварь без лица. Помогал на ногах стоять. Так обнимал, что сразу ясно, почему он калек внутрь провести хочет. Ну, с этим ясно, а остальные чего ждут? Что этот один, хоть какой он будь здоровенный, против такой толпы?
Нет… прямо сейчас надо решить насчет врачей, а потом уж…
Изображение на оставшихся четырех мониторах изменилось. Теперь, вместо разных помещений этого сектора, на всех было безликое существо.
А потом оно стянуло с глаз черную повязку.
Вартай разное видел. На Мезаре чего только не насмотришься, и уроды не в диковинку, лишь бы работать могли. Но этот… Шрамы эти…
Почему он на всех экранах? Так не должно быть, на этих мониторах изображение с камер из других секторов.
В какой-то миг Вартай понял: это киборг со Старой Терры, чудовище, страшней убыров из Эхес Ур. Если бы было кому спросить, почему он так решил, ответа бы не нашлось, но спросить оказалось некому, никто не вернул Вартаю способность рассуждать здраво. Киборг, страшный, как самый страшный кошмар, глядя сразу со всех экранов, мертвым, киборгическим голосом сказал:
— Не откроешь, прокляну.
И стало ясно: проклянет. Так и будет. И все те люди, которые умрут, если ворота не открыть, придут за Вартаем и утащат за собой.
«Можно же и потом, — решил Вартай, нажимая кнопку на пульте, — потом можно. По одному. И врачей не трогать. А так бы все умерли».
а потом пришли бы и забрали
Сначала — достаточный уровень кислорода, ворота откроются только потом. Показалось, что в этот раз, процесс занял очень мало времени, как будто воздух в камере уже был насыщен кислородом. Но, понятное дело, что глюк это. Или нет? Или всё правда? Или лучше об этом вообще не думать?
Яман сначала не услышал, а потом его от голоса Шрама такая жуть пробрала, что не до посторонних звуков стало, хотя бы и жизненно важных. Чуть не уронил придурка, показалось, что держит на руках какую-то смертельно-ядовитую тварь. Зато женщины, собирающиеся с духом для броска на хундов, услышали и моментально метнулись обратно к воротам.
Воздух наполнялся кислородом. Это началось до того, как Шрам заговорил. До того, как пригрозил проклятием. Сработало вранье насчет врачей? Их решили впустить, и Шрам мог бы не пугать до полусмерти Ямана, мог бы не говорить таким голосом, чусры бы его… Нет, не надо его чусрам. Они все сейчас в Эхес Ур, и лучше воздержаться от проклятий.
Вранье если и сработало, то не настолько, чтобы спасти им жизнь. Кто-то перехватил управление механизмом подачи воздуха. Лучше пока не думать, кто это сделал. И вопросов пока лучше не задавать. Потому что проблемы только начинаются. Проблемы, они по ту сторону медленно открывающихся ворот.
* * *
Март перед приемом у Божественного Императора так не волновался, как перед визитом в резиденцию фон Нарбэ. Божественный Император был наместником Бога в мире людей, он был непогрешим и никогда не ошибался, поэтому его влияние на жизнь Шэн всегда было благим и правильным. А вот фон Нарбэ могли и ошибаться, и грешить, да еще и, как выяснилось, не очень-то подчинялись Божественному Императору, а ведь именно фон Нарбэ строили все имперские звездолеты. С точки зрения Марта, они влияли на жизнь Шэн чуть ли не больше, чем Его Величество. Понятно, что он нервничал по поводу предстоящего знакомства.
Это он Андре объяснил, когда тот спросил, «чего ты дергаешься?»
Андре в ответ только ухмыльнулся:
— С фантазией у тебя порядок. А вот врать не умеешь. Тогда тебе терять было некого. А сейчас есть. К тому же, ты боишься, что он похож на Лукаса сильнее, чем я сказал.
И это была правда. Всё, что Андре сказал — всё правда. Встречу с Эдмоном дю Гарвеем Март помнил, как страшный сон, и это счастье, что они не похожи, Эдмон и Андре. Это счастье, что Андре жив. И да, правда в том, что тогда терять было некого. Андре он считал мертвым, а Лукаса неуязвимым. А сейчас от этой встречи зависела жизнь обоих. Майндерт фон Нарбэ мог в любой момент отдать приказ об убийстве Андре. И Майндерт фон Нарбэ мог показать путь к спасению Лукаса.
То, что профессор, с которым они должны были встретиться в резиденции, арестован, стало неожиданностью для всех, включая и самого фон Нарбэ.
