Каринин решил спускаться первым вовсе не потому, что стал вдруг полностью доверять Крайневу. Во время спуска по страховочной веревке его жизнь попадала в полную зависимость от Крайнева. Стоило помощнику капитана полоснуть веревку ножом, — и он долго будет лететь вниз, к острым, похожим на клыки, камням, устилавшим дно кратера.
Но даже это опасение не могло заставить его спускаться вторым. Он не мог допустить, чтобы Крайнев оказался внизу, наедине с его роботом.
Крайнев наверняка открыл бы крышку грузового отсека, чтобы посмотреть, чтобы увидеть... Помощник капитана догадался, что скандий найден, но не знал, как велика бесценная находка.
Если бы он был на месте Крайнева, он бы не смог удержаться от того, чтобы проверить робота. Каринин знал, как действует на человека блеск неслыханного богатства.
Сейчас, когда до дна кратера оставалось всего несколько десятков метров, решение спускаться первым уже не казалось ему правильным. «Одно движение ножа, всего лишь одно... И веревка, натянутая как струна, оборвется. Несчастный случай... Как только на корабле увидят скандий, — никто даже не станет расследовать...»
Каринин все время забывал о том, какими разными бывают люди, и непроизвольно, приписывая им свои собственные желания и поступки, довольно часто приходил к неверным выводам. Вот и сейчас он благополучно достиг дна, включил инфраред и нашел робота, неподвижно стоявшего в нескольких шагах впереди.
Он не смог удержаться от того, чтобы открыть крышку отсека и убедиться, что его скандий на месте. Даже в темноте на матовой поверхности металла играли багровые отблески — казалось, драгоценная добыча светится своим собственным, внутренним светом.
Теперь они поменялись с Крайневым ролями, и помощник капитана оказался полностью в его власти. Пока тот беспомощно болтался на веревке, пока у него заняты руки, можно было снять с пояса бластер и нажать на гашетку всего один раз... Но он мог сделать это и раньше. Возможно, ему еще придется прибегать к крайним мерам, чтобы сохранить свое богатство, но пока есть возможность — этого следует избегать. Крайнев ему пригодится, если секрет скандия не удастся сохранить и на корабле вспыхнет свара. Крайнев ему еще пригодится.
Каждое движение, каждый метр пространства давался мне с трудом. Я двигался так, словно на моих плечах лежал невидимый груз. Спуск походил на подъем.
Иногда я ловил себя на том, что стоит ослабить контроль, как руки механически начинали подтягивать тело в обратном направлении.
Двигался я чертовски медленно. Хотя постепенно все же отдалялся от гребня кратера, от того места, где находилась часовня, и с каждым метром отвоеванного пространства стальная хватка невидимой руки, сжимавшей мою волю, становилась слабее.
Казалось, прошла вечность, прежде чем мои ноги коснулись каменистой поверхности дна кратера.
В нескольких шагах от меня стояли две неподвижные фигуры. Карикатурно скорчившийся робот, а рядом, почти сливаясь с ним, неподвижно застыл Каринин. Его рука вновь лежала на рукоятке бластера.
Я ощутил гнев, желание раз и навсегда покончить с этим выскочкой, осмелившимся угрожать мне уже не в первый раз.
С другой стороны, я все еще помнил, что совсем недавно, несколько часов назад, считал этого человека своим другом. Так что же изменилось за это время?
Ну, конечно, Каринин нашел скандий, — но это не имело для меня никакого значения. Зато для самого Каринина это было очень важно, находка определяла и объясняла многие его поступки.
И все же, понимая это, я тем не менее не собирался выхватывать оружие. Мой гнев не был адекватен обстоятельствам. Рука Каринина действительно сжимала рукоятку бластера, но ствол не был направлен в мою сторону. Возможно, это всего лишь предосторожность против неведомых опасностей, грозивших нам со всех сторон.
После посещения часовни, после общения с разумом, управлявшим этой планетой, что-то во мне изменилось. И понимание этого помогло подавить гнев.
Я сделал вид, что не заметил угрожающий жест штурмана и, обойдя его, медленно пошел к кораблю, не сказав ни слова.
Холодок в спине остался, хотя я был уверен, что Каринин не выстрелит. Но на этой планете психика могла подвести любого из нас.
К счастью, ничего подобного не произошло, штурман включил двигатель робота и молча пошел следом, выдерживая дистанцию в несколько шагов. Его молчание действовало на меня угнетающе, и ощущение угрозы, исходившее от бредущего сзади человека, не проходило.
Когда до корабля осталось метров сто и света от прожекторов стало достаточно, чтобы рассмотреть ближайшие предметы уже не только в инфрареде, мое внимание привлекли странные, симметричные холмики, расположенные с двух сторон от единственного широкого прохода, ведущего между растениями к кораблю.
Когда мы покидали корабль, здесь не было никаких холмиков. Я хорошо запомнил это место, потому что местные растения, излучавшие на радиочастоте мощный поток энергии, вызывали вполне оправданное беспокойство.
Я остановился, когда до подозрительных холмиков оставалось всего несколько шагов, и впервые с начала похода схватился за рукоятку своего оружия. Но было уже слишком поздно. Нападавшие хорошо выбрали место для засады, а мое внимание было отвлечено ближайшим растением, между листьями которого пробегали ветвистые электрические разряды. Со стороны людей я не ожидал нападения.
Четыре человека в скафандрах выскочили из своих песчаных укрытий и бросились на нас с двух сторон. Прежде чем я успел сообразить, что происходит, у меня выбили оружие. Двое нападавших заломили мне руки за спину и затянули на них петлю заранее приготовленной веревки.
Однако схватить штурмана так же просто им уже не удалось. Каринин шел на несколько шагов позади, и у него оказалось больше времени, чтобы отреагировать на внезапное нападение.
Вибрирующий звук энергетического разряда — и огненный всплеск разрыва расплавил песок в двух шагах от меня. Двое из нападавших упали, чтобы уже никогда не подняться.
Этот единственный выстрел, прозвучавший с нашей стороны, вызвал у нападавших вспышку ярости и заставил их двигаться быстрее. Второй раз штурман выстрелить уже не успел. Силы были слишком неравными. Каринина сбили с ног, вырвали бластер, в руках нападавших сверкнули ножи. Крик боли, раздавшийся в моих наушниках, свидетельствовал о том, что Каринин тяжело ранен или, возможно, убит.
Теперь та же участь ожидала меня самого. Я уже видел занесенное надо мной лезвие, но ни одного звука не сорвалось с моих губ, ни одного движения, выдававшего страх. Да и не было никакого страха. Полное равнодушие к собственной судьбе не оставляло меня с того момента, как я покинул часовню.
