Мог ли он убежать из долины? В течение многих лет эта мысль гнездилась где-то в его мозгу. Жрецы не могли наказывать за то, что думаешь о подъеме на скалы, и время от времени он задумчиво разглядывал различные части каменных стен, что окружили долину. В некоторых местах можно было взобраться наверх, но не очень высоко – то скалы становились слишком гладкими, то над ними появлялись выступы. Ему никогда не удавалось приглядеть такое место, которое казалось бы обнадеживающим хотя бы для простой попытки.
Если бы только он мог убежать! Птицы покидали долину, но он не был птицей. Больше никому не удавалось убежать – если только воде, но он не был и водой. Но плыть в воде он мог: может быть, возможен такой путь?
Не то что он действительно в это верил. Может быть, на его решение повлияла жажда и еще тот факт, что он находится между храмом и болотом, и этого можно было легко достичь, не встретив никого на своем пути. Ведь нужно же было что-то делать, а такой путь казался самым легким. Его ноги нащупали тропу, и он медленно двинулся по ней в темноте и шел так, пока не услышал впереди ночные звуки болота. Тогда он остановился, потом даже немного отошел назад – ведь Коатлики вполне могла быть у болота. Потом он нашел рядом с тропой песчаный кусочек и сел на землю, а потом и лег. Бок его болел, голова тоже. Почти на всем его теле были ушибы и порезы. Над ним сверкали звезды, и он подумал о том, что странно видеть все звезды в такое время года. Со стороны болота доносились жалобные голоса птиц – они дивились тому, что солнце все еще не восходит. Он погрузился в сон. Должно быть, солнце не появится в течение всего дня.
Время от времени он пробуждался. Во время последнего пробуждения он увидел на востоке слабое свечение. Он положил в рот камешек, старясь забыть о жажде, сел и посмотрел на горизонт.
Должно быть, назначен новый Верховный жрец. Итцкоатл, может быть. Но дело казалось нелегким: Каитзилопоктли, вероятно, боролся изо всех сил. Ибо в течение долгого времени свет на востоке не изменялся, а потом медленно – медленно он стал разгораться и разгорался до тех пор, пока над горизонтом не появилось солнце... Оно было красного цвета, и вид у нем был невеселый, но все же это было солнце. Итак, начался новый день, а раз начался день, то начнутся и его поиски. Чимал устремился к болоту, вошел в него, прошел по хлипкой жиже к тому месту, где воды становилось больше. Он оттолкнул плавающую зелень, погрузил руки в воду, низко наклонился над ней и стал жадно пить.
Теперь день был уже в полном разгаре. Солнце, казалось, утратило свой нездоровый красный оттенок и, по мере того как все выше взбиралось над землей, триумфально набирало силу. Чимал увидел цепочку своих следов, тянущуюся по болотистой слякоти, но его это не беспокоило. В долине было всего несколько мест, где можно было спрятаться, а болото – одно из них. Его непременно станут здесь искать. Он повернулся и направился в глубь болота.
Раньше ему не приходилось забираться так далеко в эти места и никому другому, насколько он знал, тоже. Да это и понятно. Едва лишь кончались заросли тростника, как начиналась полоса высоких деревьев. Они возвышались над водой, а корни их были подобны множеству переплетенных ног, и так же тесно сплетались над водой их ветви. Толстые серые растения свисали с ветвей и уходили в воду. Воздух над сплетением листьев был густым и душным. Насекомые так и кишат. В ушах Чимала стоял звон от нескончаемого жужжания москитов и мошек; кожа его быстро покрылась укусами, вспухла, и во многих местах на ней выступила кровь. В конце концов он зачерпнул со дна болота пригоршню грязи и намазал ею особенно зудевшие места. Это немного помогло, но когда добрался до более глубокого места, где нужно было плыть, грязь смылась,
Здесь его встретила более серьезная опасность. Зеленая водяная змея плыла прямо на него, готовая к нападению. Он увернулся от нее и оторвал от дерева сухую ветку на случай дальнейших нежелательных встреч.
Потом впереди засверкало солнце, между деревьями показалась узкая полоска воды и каменный барьер. Он вскарабкался на крупный валун, радуясь солнцу и отдыхая от насекомых.
Что-то черное, сырое и отвратительное на вид, длинную не менее его пальца, свисало с его тела. Когда он коснулся одной из этих форм, ладонь его внезапно сделалась липкой от собственной крови. Пиявки. Он видел, как их использовали жрецы. Каждую из них следовало аккуратно снимать, что он и сделал. Тело его оказалось покрыто многочисленными маленькими ранками. Смыв кровь и остатки пиявок, он посмотрел на возвышающийся над ним барьер.
Ему бы никогда не удалось на него вскарабкаться. Огромные валуны, некоторые величиной с храм, нависали один над другим. Если бы удалось как-то обогнуть один, наготове оказывался другой. И все равно следовало попытаться, если только не найдется проход вдоль уровня воды, хотя и такое казалось невероятным, Обдумывая все это, он услышал победные крики. Он поднял голову и увидел жреца, стоявшего на скале всего лишь несколькими футами дальше. Он кинулся в воду и укрылся за густой листвой деревьев.
То был очень длинный день. Преследователи больше не видели Чимала, но он много раз слышал их. Когда они подходили особенно близко, он набирал в легкие побольше воздуха и прятался в мутной воде или укрывался в насыщенных насекомыми местах, куда его преследователи не отваживались вступать. К вечеру он был настолько измучен, что понимал: долго ему не продержаться. Жизнь его была спасена за счет жизни одного из тех, кто за ним охотился. Раздался громкий вопль, потом крик остальных – кого-то укусила водяная змея, и это происшествие напугало спутников погибшего. Чимал слышал, что они отошли дальше. Он же остался в своем укрытии, стоя так, что над водой оставалась лишь его голова. Веки его так распухли от бесконечных укусов насекомых, что ему приходилось раздвигать их пальцами, чтобы что-нибудь разглядеть.
– Чимал! – позвал его издали чей-то голос. Потом снова: – Чимал! Мы знаем, где ты, тебе не убежать. Сдайся сам, все равно ведь мы тебя найдем. Выходи...
Чимал еще глубже погрузился в воду. Отвечать он не собирался. Он и сам прекрасно знал, что бежать ему некуда. И все равно он не отдаст им себя на мучения. Лучше умереть здесь в болоте, а не растерзанным на части. И сохранить сердце.
Когда небо потемнело, он осторожно двинулся к краю болота. Он понимал, что ни один из его преследователей не посмеет остаться в воде ночью, но они с успехом могут спрятаться неподалеку между камней и, если он появится, попытаются схватить его. Боль и истощение мешали ему думать, но он все равно понимал, что необходимо составить план действий. Если он останется в глубине болота, то к утру он будет мертв, в этом сомнения нет. В темноте лучше пробраться поближе к берегу и отсидеться в камышах, а потом решить, что делать дальше. Но до чего же трудно думать!
