Спорить Яман не стал, тем более, что тыкать пальцем и впрямь невежливо, и они заговорили о других делах, об организации погрузки, о том, как и кого объединять в запланированных четырех группах, кто из хундов какую из них будет сопровождать. И, как о деле совершенно обыденном, как будто это имело непосредственное отношение к организации групп, Шрам сказал:
— Я тоже к тебе привык.
* * *
Во второй раз за все время существования каторги, люки подземных тоннелей открылись, пока «Сонсарк» был на Мезаре. В первый раз это закончилось уничтожением всех до единого вышедших на поверхность каторжников. Сегодня все до единого каторжники должны были подняться на борт «Сонсарка» и навсегда покинуть Мезар. Событие неслыханное. Эпохальное.
А Марта оно интересовало в последнюю очередь.
Март, с момента, как по лод-дуфунгу прошло сообщение о посадке, думал только о том, как найти Лукаса. Андре сказал оставаться на гариме, сказал не высовываться с судна, пока большинство каторжан не погрузится в трюмы. Он, наверное, был прав. Но где Лукас? Калек и тяжелобольных несли на «Сонсарк» через отдельный шлюз, Лукаса среди них Март не увидел. Вообще нигде не видел, а смотреть на мониторы не было смысла: Лукас не фиксировался камерами. Но… Господь милосердный, Март ведь все равно не знал, кого высматривать. Лукас не мог остаться прежним, а какой он сейчас — об этом жутко было даже подумать.
Что командир будет на «Сонсарке» не раньше, чем поднимется на борт последний из каторжников, это понятно. Людям проще оставаться спокойными и соблюдать порядок, пока они знают, что тот, за кем прилетела гарима, все еще на поверхности. Оставалось надеяться, что Лукас не ждет своей очереди в подземельях.
Март читал молитвы у мониторов, мысленно поторапливая медленно втягивающихся в недра «Сонсарка» людей. Главари каторжников… или как их? предводители? вожаки? в общем, они должны были замыкать колонны, направляющиеся в грузовой и тюремный трюмы. Женщин, по договоренности, пропустили первыми, сейчас на поверхности оставались только мужчины. Март смотрел на мониторы. Ждал. И когда увидел чернокожего гиганта в хвосте одной из колонн, сообразил, что это и есть Кубва, а значит высокий, крепкий человек, замыкающий вторую колонну — это Яман. А то что Ямана паршиво видно, изображение рябит, моргает и распадается на квадраты, так это не камера засбоила. Это…
— Помехи, — шепотом произнес Март.
— Да. Аристо там. — Андре держал его за локоть, и когда Март дернулся к выходу, не разжал пальцы. Притянул обратно к себе. Он всматривался в Ямана. — Помехи, иччи их об кочки. Ты при оружии, мой рыцарь?
— Ясное дело.
— Хорошо. Можешь идти. Я жду вас у «Хикари».
Март пронесся по забитым людьми коридорам, скатился по трапу в трюм, растолкав каторжников, пробился в шлюзовую камеру. И увидел их. Лукаса и этого человека. Всё сразу увидел. Самодельное кресло на антигравах. Зеркало хатира. Изуродованные переломами руки. И, сквозь прозрачную маску, видел улыбку. Такую родную, такую… лукасовскую. Аристо, командир, любимый брат, улыбался, слушая этого… этого… Март узнал его. Да кто бы в Империи не узнал его, ради всего святого?! Кто, кроме Лукаса, который его не видит?
Только вот командир, даже слепой, все равно остается собой, разве не так? У него чутье на людей. И если он доверяет… этому. Если он… значит, у него есть повод.
Март стоял у трапа и смотрел на… Ямана. Пусть будет Яман. Его учили смотреть внимательно, начал учить еще Лукас, а потом, в Столице, обучение продолжил Андре. Так что сейчас Март замечал то, на что раньше не обратил бы внимания. Видел взгляд, выражение лица, полные уверенной заботливости жесты; привычную, спокойную близость двух людей, давно и хорошо знающих друг друга. У Лукаса был повод доверять. По крайней мере, пока Яман не знает, о ком заботится.
А они уже были близко. Совсем близко. И раньше чем Март успел опомниться, Лукас протянул руку в его сторону.
Март шагнул вперед, взял эту руку, страшную, темную, похожую на птичью лапу. Хотел попросить благословения, знал, что Лукас услышит, но голос отказал. Ни слова, ни вслух, ни шепотом, иначе слезы будет не удержать. Все, что он смог, это сдвинуть свою маску и прижаться губами к исполосованной шрамами коже.
В мертвой тишине теплая ладонь легла ему на затылок. Лукас услышал. И благословил.
Андре сказал, что будет ждать у «Хикари». К ней и направились. Втроем. Март не знал, нужно ли предупреждать Андре. С одной стороны, понимал, что нужно. С другой… понимал, что Андре уже знает. На монитор смотрели оба, обоим мешали помехи, но там где Март не разглядел почти ничего, кроме общих очертаний фигуры, Андре увидел достаточно, чтоб узнать. И не предупредил. Значит, и его предупреждать не нужно.
Они с Яманом бок о бок шли вдоль борта «Сонсарка», каждый положил руку на свою сторону спинки кресла, и, наверное, оба чувствовали себя одинаково. Не сопровождающими калеки, а свитой, приближенными аристократа. Впрочем, Март не поручился бы за Ямана. Знал только, что тот молчит, хоть и может, при желании, заговорить с Лукасом. У них обоих костюмы оборудованы дуфунгами. Наверное, Лукас тоже молчал. И для Ямана то, что кресло рванулось вперед, включив ходовые двигатели стало такой же неожиданностью, как для Марта. Оба не сразу выпустили спинку. Обоих дернуло, едва не уронив.
«Хикари». Ну конечно! Лукас увидел «Хикари». То есть… не увидел. Но это не важно, это все равно, это же Лукас!
А потом было суматошно. Но суматошность была правильная. Как возвращение домой того, кого долго-долго ждали и уже отчаялись увидеть. Андре холодно нажаловался, что «Хикари» открыла внешний люк без предупреждения, а он в это время все еще был в шлюзовой, и хорошо, что под рукой оказался аварийный комплект. Дэвид сообщил, что Андре врет, и в шлюз вылез в кислородной маске, потому что прекрасно знал, что «Хикари» откроет люк без предупреждения. «Хикари» щебетала на нихонском, перебивая всех, но понимал ее, кажется, только Лукас. Март улыбался, как дурак, и чувствовал, как по щекам текут слезы. Яман смотрел вокруг, будто оказался в доме, когда-то принадлежавшем ему, но давно чужом. И Лукас сказал:
— Давайте сначала, все-таки, покончим с формальностями. Здесь не все всех знают. Я должен представить вам…
— Юлия Радуна, — напускной холод в голосе Андре сменился искренним любопытством. — Бывшего маркграфа, ныне преступника. Лукас, ты думаешь, здесь кто-то не знает его?
Он правда не понял? Он действительно не понял, что Лукас не знал?
Бог весть. Может, и не понял сразу. Но теперь не догадался бы только слепой… То есть… Марту показалось, что Лукас только сейчас полностью осознал свою слепоту.
