Ознакомительная версия.
Голубая рукотворная шаровая молния пронеслась параллельно склону холма, чтобы разлиться на венчающей холм площадке остервенелым пламенем термоядерного синтеза…
Будь заряд чуть больше, и в этом огне потонул бы весь холм, но так в реакцию оказалось вовлечено лишь несколько кубических метров брони и сталепластика в том месте, куда угодил разряд плазмы.
Стрельба из плазменной винтовки на короткие дистанции — занятие самоубийственное, но Олег уже не думал о количестве рентген жесткого излучения, что распространялись от трехметровой воронки с остекленевшим дном, — все потеряло смысл в бушующем вокруг аду, и он, подчиняясь скорее инстинкту солдата, чем разуму, еще четыре раза резко повел стволом, меняя прицел, и столько же раз нажал на спуск.
Весь склон холма от плоской, выровненной искусственным путем вершины до его середины превратился в кипящий лавовый поток — почва пылала, деревья, оставленные здесь при строительстве рубежей ради будущей маскировки, вспыхивали и опадали пеплом прямо на глазах, в течение каких-то секунд… волна жара прокатилась во все стороны, сжигая остатки травы, в горячем воздухе закружил пепел и…
Внезапно наступила громовая, неправдоподобная тишина…
…Через минуту или две одинокая человеческая фигура появилась в стелящемся вдоль земли дыму.
В руках у Олега не было ничего, разряженную винтовку, чей генератор должен был накапливать новый заряд в течение нескольких часов, он бросил, а автомат остался болтаться за спиной, теперь на превращенном в стекло рубеже оружие было ни к чему…
Впереди простиралось поле радиоактивного шлака, — очередной, фактически незаметный на общем фоне разрушений шрам, еще одна отметина на многострадальном теле планеты Дион.
Шрам, поглотивший души четырех…
Нет, пяти человек…
* * *
В голове Олега было удивительно пусто. Он брел по горячей, остекленевшей земле, чувствуя ее жар сквозь подошвы ботинок, и его душа, казалось, отлетает вместе с прахом тех, кто сгорел в этом аду…
Во имя чего? Ради устранения последствий отгремевшей войны? Почему одна жестокость порождает другую, и есть ли конец у этой цепи злых противоречий, возникающих внутри одной цивилизации, одного, по сути, человечества, которое и сейчас, спустя годы после окончания войны, продолжает ненавидеть, жить этой ненавистью, мстить…
За этими рваными, горькими мыслями Олег не заметил, как добрел до уплощенной вершины холма. Остановившись, он с удивлением огляделся. Лавовая короста остекленевшей почвы покрывала не только этот, но и противоположный склон, хотя сюда не могли достать выстрелы из его винтовки. Этот рубеж планетарной обороны был смят, сплавлен в единый ком, и только устья вентиляционных шахт подземных коммуникаций, огарки антенн да несколько вертикальных входов-колодцев, с которых сорвало крышки люков, напоминали о том, что здесь полчаса назад находился один из укрепленных узлов этой самой обороны.
Олег с содроганием огляделся вокруг и вдруг увидел одинокую человеческую фигуру, которая брела по склону с противоположной стороны холма.
Он встрепенулся, хотел окликнуть внезапно объявившегося человека, но слова вдруг застряли в горле горьким, сухим комом, — ну разве не насмешка судьбы, — по склону холма медленно брел киборг…
Плазменная винтовка волочилась за ней на длинном, отпущенном с плеча ремне, медленно подпрыгивая на неровностях остекленевшей почвы.
Бум… Бум… Бум… Бум…
Похожий звук, мгновенная ассоциация заставили его невольно вздрогнуть, присмотреться, и Олег понял: это действительно она.
Та самая женщина-киборг, которой он дал кусок черствого хлеба той долгой, бессонной ночью перед высадкой, еще на станции.
Она шла словно сомнамбула, не видя ничего вокруг, не замечая ни Лепетова, ни сожженного огнем термоядерного синтеза рубежа — ничего.
Правую руку с окровавленной, обожженной кистью она неловко прижимала к груди, по худым щекам, смывая копоть и засохшую кровь, текли слезы. В ее блуждающем взгляде жило безумие.
Несколько секунд Олег в полном оцепенении смотрел на нее, находя слишком много человеческих черт в этой машине нового, неведомого ему поколения андроидных механизмов, смотрел и не видел в ней никакого сходства с теми киборгами, что попадались ему на станции… Эта была какой-то особенной, неправильной, слишком сильно похожей на человека…
«Очевидно, ее группа наступала на холм с другой стороны…» — отстраненно подумал Олег, тут же задав себе вопрос, не все ли равно теперь, кто и откуда наступал?..
Это страшное оцепенение негаданной встречи нарушил тонкий, ломкий свист падающей на излете мины.
Звук вырвался из-за побитого частыми пожарами леса, ушел в серые небеса, чтобы спустя секунду упасть, выбив из остекленевшей площадки брызги горячего, спекшегося в ком кремнезема…
— Ложись! — крикнул Олег, ничком падая на скользкий грунт, но она будто не слышала, продолжала идти, пошатываясь, спотыкаясь…
Следующий разрыв ударил в вершину холма, сбил ее с ног ударной волной, прокатив, словно тряпичную куклу, по оплавленной плазменными разрядами поверхности земли.
Олег больше не мог раздумывать, в нем опять, в который уже раз вне зависимости от измученного разума и обрывков воли, заработали простые и понятные рефлексы. Это был инстинкт солдата…
Метнувшись меж разрывов, он добежал до нее.
Киборг сидела, безумно тряся контуженной головой. Ее короткая стрижка сбилась набок, обнажая какие-то образующие сетку проводки…
Олег рывком поднял ее с земли, толкнул вперед, по направлению ближайшего устья ведущей в недра холма шахты.
Упав у края вертикального колодца, массивный люк которого сдуло плазменным вихрем, он перевернулся на живот, сломал предохранитель осветительной шашки и бросил ее вниз.
Мерцающий факел с воем пролетел метров двадцать вертикального, украшенного чередой скоб спуска и рассыпался искрами на перекрестке горизонтальных коридоров.
— Туда! Вниз!
Казалось, что она поняла смысл полученного приказа. Посмотрев на Олега мутными от боли глазами, киборг медленно кивнула и, не обращая внимания на пляшущие вокруг разрывы, неуклюже перевалилась через край колодца, нашарив дрожащей ногой первую скобу.
Олег, вжимаясь в землю, дождался, пока она спустится до середины шахты, а затем полез туда сам.
Проклятая установка продолжала бить, перепахивая белый свет над их головами, но по мере спуска разрывы звучали все глуше, глуше, и, наконец, только мерное подрагивание холодных, шероховатых бетонных стен стало напоминать о беснующейся наверху смерти…
Ознакомительная версия.