– Патрик, когда повесишь трубку, отсоедини ты эту штуку к черту, – попросил Элай.
– Я бы с удовольствием. Но лучше последуем примеру Коретты, на звонки отвечать не будем. Если захотим с кем-то пообщаться, выйдем на связь сами. Полковник Кузнецов прав. Всем нам есть чем заняться до старта, но надо и получше познакомиться друг с другом. Мы один экипаж, и нам необходимо хорошо друг друга знать, чтобы мы действовали как слаженная команда. Мы с Надей – пилоты, и мы уже научились работать вместе. Пока кораблем командую я. Я отвечаю за полет до того момента, пока мы не выйдем на окончательную орбиту и двигатель не будет отключен. Затем командование берет на себя полковник, и все мы выполняем его приказы.
– Не совсем так, Патрик, – возразил Кузнецов. – Я отвечаю за генератор и за сборку всей системы. Кроме того, я буду руководить выходами в космос. Но что касается всего остального – функционирования самой станции, связи с Землей и так далее, – командование остается за вами.
– Это правильно, Пат, – заметил Элай, переворачивая страницу книги, в которую уже успел углубиться. – Ты капитан корабля, пусть так и будет. Надя
– твой первый помощник. Я отвечаю за ядерный двигатель, но моя задача проста: включу его, когда надо будет выйти на орбиту, и потом выключу. После этого я становлюсь простым такелажником при солнечном генераторе полковника Кузнецова.
– У каждого из нас своя функция, как у муравьев в муравейнике, – заметил Кузнецов. – Патрик с Надей выводят нас на орбиту и следят за нормальной работой всех систем, чтобы экипаж не распрощался с жизнью в условиях враждебной окружающей среды. Я отвечаю за сборку генераторной системы, после чего ее управлением занимается наш главный электрик Григорий.
Сальников кивнул.
– Пока происходит сборка генератора, я устанавливаю на «Прометее» передающую антенну. Мощность на первом этаже будет небольшая, но на питание основной программы хватит. Энергия будет конвертироваться из турбогенераторов в волны частотой 3,3 гигагерца, которые будут направлены в накопители на поверхности Земли. Я не ожидаю особых проблем с этим. Оборудование проверено и работает наилучшим образом.
– Вот и чудесно, – подытожила Коретта. – Все при деле, одна я у вас нахлебница. Единственное, что я могу делать, – таскать ваше тяжелое оборудование. Но должна напомнить, что только одно приспособление не предназначено в принципе для использования в космосе – человеческий организм. Мы будем находиться на орбите, в состоянии невесомости, по меньшей мере месяц, пока не прибудет смена на «Шаттле». Мое дело – следить, чтобы каждый из вас сохранил работоспособность до конца этого периода, а желательно и после него. Чтобы вывести одно человеческое тело – неважно, русское или американское – на орбиту, нужно потратить черт знает сколько миллионов долларов. Поэтому, чем дольше мы продержимся наверху, тем лучше будет для всех. Со всеми жалобами прошу обращаться ко мне. Сочувствие, таблетки аспирина гарантированы вам круглосуточно.
Коретта взяла верный тон. Каждый коротко изложил свои обязанности – это вышло само собой, а доктор Сэмюэл завершила эту процедуру на веселой ноте. Патрик решил, что наступил как раз подходящий момент покончить с официальным тоном. Прежде чем экипаж научится вместе работать, следовало наладить нормальное общение друг с другом.
– Лампочка запрета на алкоголь еще не зажглась, – сказал он. – Насколько мне известно, среди американской части экипажа, а также среди смешанной группы пилотов трезвенников не имеется. А как насчет вас, полковник?
– Я пью только водку, коньяк, пиво, квас и вино. Правда, во время войны я научился пить немецкий шнапс и шотландское виски.
– Значит, угодить вам будет трудно. А что скажете вы, Григорий?
Светловолосый инженер огляделся по сторонам:
– Со мной проблем не будет. Мне хватит, рюмки вина. Хотя вообще-то я пью все что угодно.
– Значит, все алкоголики, – суммировал Патрик. – Позвольте мне, как командиру корабля, откупорить первую бутылку. Это наш национальный американский напиток, солодовый бурбон. Уверен, он вам понравится. А если нет, попробуем что-нибудь другое.
Патрик разлил виски по бокалам и раздал членам экипажа. Надя кивнула, не оборачиваясь, – она о чем-то оживленно беседовала с Григорием. Возможно, он казался ей привлекательным, хотя, на взгляд Патрика, привлекательность эта была довольно унылая, на русский манер. Стоило бы удивляться, что печальный инженер, овдовевший всего месяца два назад, пробуждает в женщине материнский инстинкт? А может быть, и не только материнский. Зачем Надя держит его за руку – чтобы подбодрить или нечто большее? Ну и ради Бога – лишь бы на борту была здоровая атмосфера. Какое Патрику дело? Она – пилот, он – командир, а остальное не имеет значения. И все же когда Патрик подливал в бокалы виски, у него перед глазами очень отчетливо возникала та Надя, которую он видел когда-то ночью: обнаженная, с нежной как шелк кожей, с горящими влажными губами. Образ был столь зримым, что Уинтер на секунду замер и с трудом удержался, чтобы не зажмурить глаза. Однако рука, державшая бутылку, не дрогнула. Что было, то было – дело прошлое, значения не имеет. Какой-то миг казалось, что все будет чудесно, но потом что-то разладилось. Патрик не понимал, что именно, да и не хотел понимать. В мире есть другие женщины, в том числе среди членов экипажа. Например, эта неистовая феминистка Коретта была ему гораздо понятнее, чем Надя. Может быть, Киплинг и прав: «Запад есть Запад, Восток есть Восток» и так далее. Проект «Прометей» рожден технологическим сотрудничеством и общей нуждой, а вовсе не страстным желанием американцев и русских жить в одной системе. Элай и полковник совершенно правы: надо держаться техники, она-то уж не подведет. Патрик снова раздал бокалы.
– Послушай, Патрик, – сказал Элай. – Ты знаешь, что кабель повышенной проводимости, который мы сейчас прокладываем на Аляске, создал не кто иной, как наш полковник вместе с Пацаевым?
– Нет, я этого не знал, но тут удивляться нечему. Я вообще почти ничего не знаю о сверхпроводниках.
– Это самое великое открытие в физике после магнитного монополя. Все– таки в ЦРУ работают идиоты. Они составили пятнадцатистраничный доклад о полковнике Кузнецове, включая всякую ерунду – его стаж в коммунистической партии, имя его собаки и так далее. Но ни слова о действительно важном – о работе. И не смотри на меня с видом оскорбленной невинности, Патрик. Неужели ты думаешь, что полковнику не известно про толстенные досье, которые вручила нам служба безопасности на каждого члена экипажа?
