Место, которое он занимал, внезапно опустело. Там подвилось пятно серого цвета, по которому шли крест-накрест мерцающие полоски. Затем темнокожий дед снова материализовался на прежнем месте.
– Будущее всего… – сказал краснокожий дед. – Нам нужно вернуть мир к горизонтальному состоянию. Тогда жизнь может начаться снова.
– Люди все равно будут падать, – возразил Тигхи. – Такова природа всего живого, и не важно, где жить, на стене или где-либо еще. Люди все равно будут падать.
– Наш Возлюбленный допустил глупую ошибку, – сказал темнокожий дед. – Мы вскоре уничтожим его.
– Он возлагал на меня большие надежды, – медленно проговорил Тигхи. – Думал, что я займу важное место в его планах.
– Мы полагаем, что он надеялся уничтожить нас с твоей помощью, – хором произнесли все трое.
Затем один из них, выдавив из своего горла какой-то хлюпающий звук, который можно было принять за смех, добавил:
– У тебя в голове неполный комплект биоэлектронники. Кое-что выросло, благодаря чему мы смогли подключиться к тебе. Однако все это на примитивном уровне.
– Когда вы схватили меня своим металлическим усом, – сказал Тигхи, вдруг почувствовав обиду за такое бесцеремонное обращение, – вы очень больно прищемили мне кожу на пояснице! Она до сих пор болит. Вы были не слишком осторожны.
– Однажды… – начал темнокожий дед.
Из всех дедов остался он один. Интуиция подсказывала Тигхи, что те двое не исчезли, а по-прежнему присутствуют здесь, однако в нематериальной форме. А может, их там и вообще никогда не было. Конечно, сейчас он мог видеть только темнокожего деда, очертания которого выделялись на фоне тусклых голубых вспышек. При каждой такой вспышке в голове Тигхи начинали покалывать острые иголочки.
– Однажды… – снова сказал темнокожий дед.
Его голос вдруг вырос и затопил собой все другие звуки, все другие ощущения, будучи таким же мощным, как ветер, необъятным, как сама стена. Сейчас не существовало ничего, кроме голоса. Зрение, обоняние, осязание юноши – все бездействовало. Он мог только слышать. Голос. Голос.
– Однажды! Однажды жил человек! Он истощал себя, но заменял свои износившиеся органы новыми органами, усиливал с помощью искусственных биомеханизмов церебральный материал, воссоздавал античную технологию! Он был богочеловеком! Он был богочеловеком! Именно ему подчинялись люди, богочеловеку, под ним они находились! Однажды мир был иным. Теперь он такой, каким мы его знаем. Он снова будет другим. Кто выживет в этом другом мире? Кто выживет после перемены? Кто сотворит эти перемены? Богочеловек! Кто будет контролировать их? Богочеловек! Кто все изменит? Богочеловек!
Затем наступила тишина, в которой отчетливо звучала металлическая, почти музыкальная нота. Тигхи оказался в абсолютной темноте. Ему показалось, что где-то очень далеко разносится эхо, подобное тому, которое он слышал, когда цеплялся за лед. Тихий звенящий звук, повторяющий металлическим шепотом:
– Смерть! Смерть! Смерть! И наконец, абсолютное ничто.
Очнувшись, Тигхи обнаружил, что лежит на утесе и его лицо щекочет трава. Он сел, совершенно не понимая, где находится. Яркое солнце, поднимавшееся снизу, отбрасывало тени с края утеса. В воздухе ощущалась бодрящая свежесть.
Тигхи потрогал затылок. Его пальцы ощутили засохшую корку крови, довольно крупную, на том месте, где у него был выбрит череп. Он поскреб ее, и короста отвалилась, рассыпаясь в порошок под ногтями.
На Тигхи все еще был теплый костюм, который ему дал Чародей. Развязав шнурки, юноша стащил комбинезон. Под ним оказалась старая одежда Тигхи, давно не стиранная и потрепанная. Юноша задрал подол рубашки и внимательно осмотрел свой живот. На нем расплылся большой иссиня-черный кровоподтек, от которого отходили две длинные параллельные ссадины. В этом месте его защемил металлический ус.
Тигхи сел, привалившись спиной к стене, сорвал несколько стебельков травы и стал медленно жевать их. Он размышлял о пережитом. Многое казалось необъяснимым и не имеющим смысла. Что-то подсказывало ему, что встречи с тремя двойниками деда не было. Не было в привычном, реальном измерении. Все вместе они обладали куда более могучей волшебной силой, чем Чародей. Они создали некое волшебное царство, частичка которого наверняка проникла и в его собственную голову, и разговаривали с ним там. Часть сказанного ими не была облечена в слова, и может, то, что говорил Тигхи, тоже не всегда принимало форму слов. Однако понимание само приходило в его голову.
Он задремал, а когда проснулся, усталости уже не было. Пустой желудок настоятельно требовал еды, подкрепляя свои требования спазматической болью, которая то усиливалась, то ослабевала. Запихнув в рот еще несколько стебельков травы, Тигхи встал и принялся искать в траве съедобных насекомых. Однако его поиски оказались малоуспешными. Удалось собрать лишь с десяток крошечных паучков с серыми тельцами. Несмотря на свой малый размер, эти создания передвигались с поразительной скоростью. Тигхи попытался было съесть пару паучков, однако чересчур горький вкус делал их практически несъедобными.
Юноша решил расширить круг своих поисков и начал спускаться с утеса. Что оказалось делом не таким уж простым. Ему приходилось то прыгать с выступа на маленький валун, то шарить ногами в поисках надежной опоры, держась руками за траву. В конце концов Тигхи достиг более или менее ровного уступа и пошел по нему в западном направлении. Все это время он не переставал размышлять о том, что с ним случилось. О том, что сказали три двойника его деда, о том, что поведал ему Чародей.
Уступ постепенно сужался, пока его ширина не составила всего две руки, и Тигхи теперь должен был смотреть в оба. Однако вскоре уступ раздался вширь, и юноша быстро зашагал дальше, припадая на поврежденную ногу.
Он поравнялся с углублением в стене, внутри которого сидела женщина, выщипывавшая перья у мертвой птицы. В конце этого алькова виднелась узкая дверь. Тигхи посмотрел в небо и удивился почти полному отсутствию птиц. Он остановился и попытался завязать разговор с женщиной, однако она не говорила на имперском и уставилась на юношу с плохо скрываемым подозрением. На женщине было много всякого тряпья, и Тигхи понял, что она закуталась так, чтобы спастись от холода. Воздух здесь был слишком свеж. Благодаря костюму Чародея Тигхи не обращал внимания на внешнюю температуру. Ему казалось, что в этих местах мягкий климат, но теперь он убедился в обратном.
Тигхи пошел дальше. Наступили сумерки, а он все еще находился на открытом уступе. Однако сумеречный шторм не отличался особой силой. Горизонтальные порывы ветра лишь растрепали одежду. Юноша заснул на пустой желудок. На следующий день он покрыл порядочное расстояние, двигаясь на запад. По дороге ему попалось немало ферм, и в конце концов Тигхи оказался в деревне. Рано или поздно ему пришлось бы общаться с людьми, и юноша заранее решил, что глупо говорить на имперском. И небезопасно. Признав в Тигхи жителя Империи, здешние обитатели могут схватить его и продать в рабство.
