Он ещё больше растерялся под этим взглядом, вспомнил сразу и о том, что совсем не одет, и сидит на пороге, да и выглядит не лучшим образом. Потянул вверх одея-ло, запахнул его на груди, опустил голову, стыдясь их присутствия, смотрел на по-болевшие костяшки нервно дрожащих пальцев, стиснувших края одеяла у самого горла; смотрел так, будто видел свою руку впервые в жизни. Только сейчас заметил припухшую сине-багровую полосу уже старого синяка, кольцом охватывающую оба запястья. Откуда этот след? Как от верёвки, что ли? Нахмурился, пытаясь вспомнить, понял, что попросту всеми силами старается не замечать этих гриффи-ток, теряется в их присутствии. А женщина, та, что постарше, видя, что Джейк её и вправду не понимает, замолчала, и тогда заговорила девушка:
— Мама говорит, вы зря поднялись. Нельзя вам ещё, рано, понимаете, рано! — гово-рила она на Едином языке, принятом за основной на всех трёх планетах, и говорила просто прекрасно.
Джейк снова вскинул голову, не удержавшись от изумлённого взгляда. При зна-комом произношении он вдруг невольно пережил ощущение возврата в прежний мир, хорошо ему известный, но сейчас находящийся где-то глубоко, что даже па-мять отказывалась повиноваться. Его память! Ведь он же запоминал всё с первого раза, никогда на неё не жаловался, помнил всё, что нужно, и что не нужно, — тоже.
Девушка рассмеялась в ответ, чуть вскинула красиво очерченный подбородок. Лицо её, секунду назад серьёзное до угрюмости, преобразилось разом: лёгкий ру-мянец на скулах, сияющие глаза и мягкие волнистые волосы, качнувшиеся в такт движению, зазолотились на солнце.
Она что-то говорила всё с той же улыбкой, глядя Джейку прямо в глаза, а он смотрел, не моргая, с таким серьёзным лицом и вниманием, что теперь она уже не выдержала, смущённо замолчала на полуслове. Джейк не заметил этого, не отвёл взгляда, он вдруг неожиданно вспомнил лицо этой незнакомки: такое вот, весёлое, доброе, с искрящимися глазами, той, серьёзной, он бы её никогда не узнал…
Картинка из прошлого секундной вспышкой встала перед глазами: небольшой зальчик, столики, мигающие лампочки гирлянд по потолку, музыка, люди везде — много людей — всё это всплыло в памяти во всех мелочах, но, главное, — среди мас-сы этого народа он видел особенно чётко одно лицо — лицо вот этой вот гриффитки. Те же волосы, только собранные тогда с помощью белой косыночки, те же глаза, улыбка, фигура — вся она!
Картинка исчезла неожиданно, а вот девушка осталась, и опять серьёзная, нахму-ренная, будто догадавшаяся, что слушатель её невнимателен и занят сейчас какими-то своими важными мыслями, если судить по застывшему взгляду.
Женщина же, которую незнакомка назвала своей матерью, поняла этот взгляд по-своему: решила, что Джейк находится на грани обморока. Опустилась перед ним, легонько встряхнула его и снова заговорила:
— Пойдём! Вставай! Нельзя! Пойдём! — эти слова он понял и без переводчика. А она всё говорила, говорила так, как обычно успокаивают и подбадривают любого боль-ного на любой планете.
Джейк повиновался, снова лёг, не задавая вопросов и вообще не сказав ни слова. Он слушал женщину, чуть хмуря брови, и замечал с некоторым удивлением, что начинает улавливать знакомые слова, понимать их значение даже при таком выго-воре, и с каждым словом всё лучше и лучше.
Девушка стояла у изголовья, и отсюда Джейк не мог видеть её лица, но он чувст-вовал её присутствие, улавливал на себе её настороженный внимательный взгляд и даже как будто непонятную ему враждебность.
— Где я? — Джейк спросил неожиданно, и хотя в хриплом, слабом голосе не было той силы, которой бы ему хотелось, женщина замерла; её руки, расправляющие край одеяла у подбородка, показались Джейку жёсткими, холодными, без прежней заботливости; она будто даже растерялась, посмотрела ему в лицо с немым вопро-сом во взгляде: почувствовала что-то в его голосе, ведь она не знала Единого и не понимала, о чём её спрашивают.
— Вы в посёлке, у гриффитов, в лесу! — заговорила девушка ровным, каким-то бес-цветным голосом, будто сообщала то, что он обязан и сам знать. — В посёлке. Пом-ните? Помните хоть что-нибудь?.. Солдат? Расстрел? Допросы? Вас ещё двое бы-ло… Помните хоть что-нибудь?
Ничего этого Джейк не помнил. Ничего!!!
Что-то смутное крутилось в голове, зудело, искало выхода, но чётко он помнил пока только два момента: коридор шахты и взрыв, и ещё людный зал и эту девушку за стойкой бара.
— Давно? — спросил о том, что хоть как-то могло ограничить сроки произошедших событий, о том, что не могло бы показать этим женщинам его полную неспособ-ность связать прошлое и настоящее.
— С расцвета аксикилы восьмой день, — ответила девушка, перед этим глянув на мать так, словно ждала подтверждения или, наоборот, опровержения своих слов.
— Дождь?.. Ливень?.. — сказанные слова ничего не объясняли. Но память на ощуще-ния, пережитые когда-то, напомнила о сильной сырости, холоде и большом количе-стве воды, льющейся ото всюду воды. Он не ошибся! Девушка спросила о чём-то свою мать сначала на гриффитском, а потом уже ответила:
— Тринадцатый день пошёл с начала дождей! Тринадцатый…
Но и это мало что дало. Джейк в ответ вместо "спасибо" только чуть головой кивнул, закрыв глаза, задумался, мучительно пытаясь вспомнить ещё хоть что-то, но не заметил и не почувствовал, как отключилось сознание…
* * *
Выздоравливал он медленно, очень медленно, дольше, чем ему хотелось. Считал каждый день и мучился от безделья, хорошо ещё, что почти всё время хотелось спать. В те часы, когда уже и голова тяжелела после долгого сна, он полулежал на кровати на подоткнутой за спину высокой подушке и, чуть склонив голову к левому плечу, смотрел в окно. Смотрел подолгу, аж шея затекала от одного и того же положения, но глядел всё равно, ведь это было для него единственным развлече-нием во все дни.
Хотя, и там, на улице, мало что происходило; он видел лишь глухую стену дере-вянного дома и плетёную оградку с развешанными плошками. Здесь никто никогда не ходил, всё каждый раз было по-старому, только однажды утром Джейк заметил, что одну посудину — крайнюю слева, лакированную до слепящего блеска, — всё-таки кто-то для каких-то своих нужд снял, и эта перемена для него была самой большой новостью в то утро. Ещё одно подтверждение того, что жизнь в деревеньке крутит-ся не только вокруг того дома, где он сам находится с утра до утра.
Он радовался приходу любого человека, но больше всего почему-то хотел увидеть ту девушку. Хотел поговорить с ней, поговорить на привычном, родном ему языке. Он хотел расспросить её, память медленно возвращалась, а это добавляло новые вопросы к тем, что уже имелись в том списке, который он вёл в своём уме.
