Продукты – твердые лепешки из высушенного и спрессованного мяса и зерна, очень калорийная пища. Я еще раз спустился к фургону, принес две канистры для воды. Они висели близко, и я смог до них дотянуться. Илло процедила быстро убывающую воду ручья сквозь ткань и заполнила обе канистры. Это был груз, который мы повесили на спину Дру.
Из одеял сделали тюки, уложили в них запасные заряды для станнеров, два танглера, несколько простых инструментов, таких, как тесак, которым я прорубал дорогу на склоне, веревку, тонкую, но такую прочную, что я ее с трудом резал ножом. Большие фонари мы решили не брать с собой, предпочли дополнительные заряды для карманных фонариков: того, что был на поясе отца, и моего собственного. Илло несла свой мешок, я – другой, в который уложил все, что могло пригодиться нам в поле. Еще два тюка понесет Водру, а Витол пойдет в упряжи, к которой я прикрепил сани с телом отца.
Когда солнце было уже высоко, мы торопливо поели и выступили. Единственное, что из взятого с собой можно было считать ненужным грузом, это ленты, которые отец надиктовал после посещения покинутых владений, а также прибор для их чтения. Я был уверен, что ничего подобного на Вуре нет, и если мы и сможем узнать что-нибудь о том, что находится перед нами, то только из этих лент.
Мы пересекли овраг. Я не смотрел на обломки нашего фургона. Как будто эта часть моей жизни закончилась и не нужно думать о потерях – кроме одной, самой большой, которую мы несем с собой.
Наша цель – далекая полоска Чащобы, уродливое пятно, протянувшееся вдоль всего горизонта. В кармане пояса у меня карта, начерченная отцом, и я знал все обозначения на ней так же хорошо, как линии на своей руке. Потому что я был с отцом, когда он наносил все эти обозначения. Перед тем как выступить, я показал карту Илло, и она указала на северо-запад, туда, где на карте пустота.
– Роща Вура находится там, – сказала она так убежденно, что я не усомнился в ее словах. – А где Мунго?
Насколько я знал, отец никогда не возвращался в этот забытый поселок после того, как забрал из него меня. Тем не менее он обозначил его особым знаком, красным, словно начерченным кровью. Я, со своим знанием равнины, полагал, что Мунго находится к востоку от того места, где мы перешли овраг. И он не так близко к Чащобе, как Роща Вура.
На широкой равнине мало что может служить ориентиром. Самый очевидный из таких ориентиров – Чащоба, ею заканчивается любой маршрут в этом направлении. Так что нам нужно только двигаться к ней, а потом слегка отклониться, и мы уткнемся в Мунго. Во всяком случае я на это надеялся.
Гары шли спокойным ровным шагом, и нам нетрудно было от них не отставать. Иногда странствующие привязывают гаров веревкой к передку фургона, но я их никак не удерживал. Решил, что Витол понял, что мы собираемся делать, и без принуждения пойдет с нами.
Трава, которую постепенно просушивало солнце, начала подниматься. Вскоре мы промокли по колени, мокрыми были и ноги животных.
К середине дня мы подошли к небольшой круглой яме, доверху наполненной водой от недавнего дождя. Три гара вдоволь напились с одной стороны, мы сделали то же самое с другой. Уровень воды и здесь уже начал спадать. И мы были не одни. В траве что-то шуршало, мелькали мелкие существа, которых мы не успевали рассмотреть. На окружавшей воду полоске грязи было множество следов животных и птиц. Я внимательно осмотрел полоску в поисках следов хищников, охотящихся в траве. К счастью, отпечатков когтей скроверов не увидел – эти свирепые животные с острым клювом легко обгоняют бегущего человека и готовы охотиться на все, что меньше и слабее их.
Тем не менее разумно к наступлению ночи уйти как можно дальше от водопоя. Потому что днем пьют как правило неопасные животные. Истинные охотники приходят в темноте. Витол словно прочел мои мысли, потому что как только он и его соплеменники удовлетворили жажду, он пошел быстрее, и мне пришлось перейти на особый шаг странствующего, чтобы не отставать от него. Дважды я оглядывался на Илло, но она, казалось, способна держаться наравне с остальными двумя гарами, и я постепенно перестал опасаться, что она будет для меня обузой. Девушка как будто закончила ту же школу, в которой я учился годами.
На равнине нет никаких убежищ. Без фургона, который всегда служил нам основой лагеря, я чувствовал себя голым и незащищенным. Тем не менее до наступления темноты нужно выбрать место для ночлега: у нас нет фонарей, способных создать ощущение безопасности, которое всегда дает людям огонь и свет.
Наконец я остановился на месте у наполовину скрытого травой возвышения, какие изредка встречаются на равнине. Скосил траву, чтобы обнажить поверхность почвы. Солнце уже настолько высушило траву, что я смог уложить ее небольшими грудами. На эти груды мы положили одеяла. Но костер на ночь разжигать не стал.
Гары, освобожденные от груза, паслись поблизости, время от времени поднимая голову и принюхиваясь, чтобы уловить запах, предупреждающий об опасности. Мы сели, поели дорожную пищу; каждый кусок приходилось долго жевать, прежде чем проглотить.
За весь день мы обменялись всего несколькими словами. Теперь мне отчаянно хотелось – пусть ненадолго – забыть о том деле, которое ведет меня на север. Может, стоит достать ленты и, готовясь к тому, что может ждать нас завтра или послезавтра, послушать записи отца. Потому что я не мог точно прикинуть, сколько времени пройдет, прежде чем мы доберемся до руин Мунго. Но все же я на это не решился. Голос отца мог лишить меня решительности, которая одна заставляла меня идти. Поэтому я в отчаянии задал вопрос:
– У тебя походка странствующего… далеко тебе приходилось ходить?
Она ответила вопросом на вопрос:
– Северная земля тебе незнакома?
– Да. Если ты слышала о моем отце, то должна знать, что люди говорят… говорили о нем. Что он ищет то, что нельзя найти, и забредает в места, которые лучше оставить в покое.
– Знаю. Поэтому я и искала его – и тебя. Ты спрашиваешь, далеко ли я путешествовала … да, далеко – телом и душой…
– Не понимаю… – Если путешествуешь физически, телом, то и душа проходит то же расстояние, путано думал я. Очевидно, я очень устал. Все еще не могу думать ясно, как до бури, изменившей всю мою жизнь.
– Что ты знаешь о целительницах? – Она сидела на одеяле скрестив ноги. Солнце уже зашло, но было еще достаточно светло, чтобы я видел ее лицо. Лицо спокойное; мне показалось, что на ней маска; то, что под маской, может очень отличаться от того, что представляют себе люди.
– То, что знают все странствующие Вура. Что ты обладаешь способностями, которым невозможно научиться, что они у тебя с рождения. Хотя ты можешь обучаться у такой же целительницы, узнать все, чему она тебя научит, так что твои способности усовершенствуются и очистятся, как шахтеры превращают руду в металл.
