В середине виднелся маленький стальной купол. Это, как догадался Зафод, и было целью его путешествия. Это был Тотально-Воззренческий Вихрь.
Он стоял и безнадежно глядел на него, и вдруг вопль, полный нечеловеческого ужаса, разорвал воздух – вопль человека, душу которого выжигали из тела. Он разнесся над пустырем и затих.
Зафод скорчился от страха, и его кровь, казалось, превратилась в жидкий гелий.
– Что это? – беззвучно пробормотал он.
– Запись, – ответил Гарграварр, – последнего, кто вошел в Вихрь. Я всегда проигрываю ее следующей жертве. Что-то вроде увертюры.
– Да уж, звучит впечатляюще, – проговорил Зафод, заикаясь. – А мы не можем пока отвлечься, сходить на вечеринку, обдумать все это…
– Насколько я знаю, – сказал призрачный голос Гарграварра, – я сейчас как раз могу быть на вечеринке. То есть, мое тело. Оно ходит на много вечеринок без меня. Говорит, что я только мешаю. Вот так-то.
– Что-то я не понимаю твоих взаимоотношений с собственным телом, – сказал Зафод, готовый говорить о чем угодно, чтобы отодвинуть то, что его ожидало.
– Ну… у него дела, понимаешь? – сказал Гарграварр, словно нехотя.
– Ты хочешь сказать, что оно наделено собственным разумом? – спросил Зафод.
Прежде, чем Гарграварр ответил, несколько минут стояла долгая холодная тишина.
– Должен сказать, – наконец, проговорил голос, – что нахожу твое замечание на редкость бестактным.
Зафод принялся путано и смущенно извиняться.
– Да ладно, – сказал Гарграварр, – ты же не знал.
В голосе его послышалось уныние.
– Дело в том, – продолжал он, судя по голосу, изо всех сил стараясь не разрыдаться, – что мы сейчас готовимся к судебному процессу. Похоже, что дело кончится разводом.
Голос снова успокоился, и поэтому Зафод не знал, что сказать. Он неуверенно что-то пробормотал.
Гарграварр помолчал.
– Я думаю, что мы просто плохо подходили друг другу, – сказал он наконец. – Нам всегда нравилось по-разному проводить время. Особенно много споров было из-за секса и рыбалки. Мы даже пытались совместить то и другое, но без особого успеха, сам понимаешь. И теперь мое тело не пускает меня обратно. Даже видеть меня не хочет…
Он сделал еще одну трагическую паузу. Ветер завывал над пустырем.
– Оно говорит, что я только живу в нем. Я говорил, что на самом деле я и должен жить в нем, а оно сказало, что, конечно, вот так вы все и говорите, а сами норовите залезть в несчастное тело через левую ноздрю. Так что мы расстались. Оно, наверное, потребует себе мое имя.
– Гарграварр? – спросил Зафод.
– Нет, это моя фамилия. А имя – Пицпот. Пицпот Гарграварр. Оно говорит – все, хватит.
– Э-э… – сочувствующе произнес Зафод.
– Вот почему я, разум без тела, занимаюсь этой работой – присматриваю за Тотально-Воззренческим Вихрем. Никто не ступит на эту планету. Кроме жертв Вихря. Боюсь, они не считаются.
– А…
– Я расскажу тебе историю. Хочешь?
– Э-э…
– Много лет назад эта планета была счастливым, полным жизни миром – люди, города, супермаркеты, обычная планета. Только на главных улицах этих городов было немного больше обувных магазинов, чем было действительно необходимо. И медленно, незаметно, их становилось все больше. Это хорошо известный экономический феномен, но грустно было видеть, как благодаря ему приходилось производить все больше и больше обуви, чтобы продавать ее в новых магазинах, а чем больше обуви они производили, тем хуже и хуже она становилась. И чем хуже становилась обувь, тем чаще приходилось покупать новую, и тем больше прибыли приносили обувные магазины, до тех пор, пока вся экономика планеты не достигла того, что, как мне кажется, называется Уровнем Обувной Катастрофы, и больше уже не было возможности строить что-либо другое, кроме обувных магазинов. В результате – крах, разрушение, и голод. Большинство населения вымерло. Те немногие, кто имел такую генетическую предрасположенность, мутировали в птиц – ты видел одну из них
– и прокляли свои ноги, прокляли землю, которая их носила, и поклялись, что никто больше не будет ходить по ней. Несчастное племя. Пошли, я должен отвести тебя в Вихрь.
Зафод удрученно покачал головой, и поковылял через пустырь.
– А ты, – спросил он, – происходишь тоже из этой дыры?
– Нет-нет, – в ужасе вскричал Гарграватт, – моя родина
– третья планета Жабулона. Прекрасная планета. Отличная рыбалка. На ночь я улетаю туда. Хотя все, что я могу сейчас делать – это смотреть. Тотально-Воззренческий Вихрь – единственное место на этой планете, хоть для чего-то предназначенное. Он был сооружен здесь, потому что больше никто не хотел иметь его у себя под боком.
В этот момент еще один ужасный вопль разорвал воздух, и Зафод споткнулся, и едва не упал.
– Что заставляет их так вопить? – спросил он.
– Вселенная, – просто ответил Гарграварр. – Вся бесконечная Вселенная. Бесконечно много солнц, огромные расстояния между ними, и ты сам – невидимая точка на невидимой точке, бесконечно малой.
– А я не просто кто-нибудь, я Зафод Библброкс, – бормотал себе под нос Зафод, ковыляя вперед, и пытаясь сохранить хоть какое-то обладание своим ego.
Гарграварр не ответил, но только возобновил свою лишенную мелодию песнь, и не смолкал, пока они не подошли к тусклому стальному куполу посреди пустыря.
Когда они приблизились, в стене купола с негромким шипением открылась дверь, и стала видна маленькая темная камера внутри.
– Входи, – сказал Гарграварр.
Зафода затрясло.
– Что, прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
Зафод осторожно заглянул внутрь. Камера была очень маленькой. Она была обита сталью, и места в ней было только на одного.
– Это… того… не очень-то похоже на вихрь… – сказал Зафод.
– И не должно быть, – сказал Гарграварр. – Это просто лифт. Входи.
Зафод осторожно, очень осторожно, ступил внутрь. Он чувствовал, что Гарграварр тоже уместился в лифте, хотя лишенный тела голос молчал.
Элеватор начал спуск.
– Я должен правильно настроиться на это, – пробормотал Зафод.
– На это настроиться невозможно, – сурово сказал Гарграварр.
– М-да. Умеешь ты выбить у человека почву из-под ног.
– Я не умею. Вихрь умеет.
Наконец, дверь лифта открылась, и Зафод шагнул в небольшую, строго и по-деловому обшитую сталью комнату.
В дальнем ее конце стоял единственный стальной шкаф, в который как раз уместился бы стоймя один человек.
Вот так просто.
От него шел единственный толстый кабель к кучке деталей и приборов неподалеку.
– И все? – удивился Зафод.
– И все.
Выглядит не так уж страшно, подумал Зафод.
