Ознакомительная версия.
Или — одним из глюков?
А глюк не остановишь и «глоком», будь этот глюк даже Кристофом Виллибальдом Глюком[6]. Но — глюком.
Если бы Герман не был готов к разным странностям, то, наверное, вряд ли сумел бы так легко пережить это удивительное происшествие из разряда фантастики.
«Каламбуришь? — спросил он себя, продолжая глядеть вслед мужчине. Тот уже перешел на другую сторону улицы и направился куда-то к центру города, если таковой тут был. — Даже к финским скалам бурым обращаюсь с каламбуром…»[7]
Что же это за место такое, где обретаются бесплотные тени? Или призраки. Загробье? Да нет, рановато ему, пожалуй, в Загробье. Есть места поинтереснее. Поживее. И что это за Загробье такое, копирующее заурядный микрорайон? Фантазии у создателей не хватило?
Бесплотные духи… Или это он, Герман Гридин, стал бесплотным?
Как ни глупо это было, но Герман все-таки приложил ладонь к груди и слегка нажал. Оказалось, что с ним вроде бы все в порядке. Нормальный, так сказать, человеческий материал.
И как же общаться с призраками?
Конечно, проще всего было бы списать эту встречу на проблемы с психикой. Ведь, как известно, две трети людей такие проблемы имеют, а остальные просто не проверялись. Но его-то в «Омеге» проверяли, причем не один раз, и перед заброской сюда тоже. И не признали ни нервнобольным, ни шизофреником, ни кем-нибудь еще из этой веселой братии. Шизофреник думает, что дважды два — пять. Нервнобольной же точно знает, что дважды два — четыре, но это его раздражает.
Гридин был абсолютно уверен в том, что дважды два — именно четыре, и это его ничуть не раздражало.
Возвращаясь в исходную позицию, он краем глаза уловил какое-то движение в голых по-зимнему кустах, окаймлявших кое-где тротуар со стороны домов. Из кустов выбралась собака и, держа нос у самого асфальта, потрусила прочь, к ларьку с куриными крылышками, грудками и ножками, который стоял прямо на газоне у троллейбусной остановки. В таких фирменных ларьках продавали именно разные куриные части — это Герман знал точно. Собака была обычной дворнягой, каких много на окраинах, но Герман не сводил с нее глаз. Точнее, не с нее, а с трех ее пышных, загибающихся кольцами хвостов — грязно-розового, полосатого, под зебру, и синего. Интересные, судя по всему, водились тут собаки.
Иллюзия?
До киоска собака не добралась. Когда Герман в очередной раз моргнул, она исчезла.
«Ладно. — Он повел плечом. — Глюками земля полнится, но надо что-то делать».
…Очень скоро выяснилось, что тот мужчина в джинсе не только глюк, но действительно всего лишь один из глюков. Гридин удостоверился в этом, повторив попытки завязать общение с местными в разных точках. У ларька. На остановке. У входа в супермаркет. Его не видели, его не слышали, сквозь него проходили. Вернее, это он проходил сквозь них, бесплотных. Ситуация смахивала на те, о которых повествуют побывавшие в состоянии клинической смерти — если верить их рассказам. Только там они, покинув собственное тело, пытались заговорить с людьми, а тут человек безуспешно пытался заговорить с духами.
После очередной неудачной попытки Герман взял тайм-аут. Отошел в сторонку от дверей супермаркета и начал думать, что бы такое предпринять дальше. Никто пока не чинил ему никаких препятствий — может, он просто еще не дошел до того места, до которого надо было бы дойти? Или вообще делал не то?
Внезапно у него возникло такое ощущение, что мелькнул где-то внутри, в темноте, слабый лучик света. Словно кто-то невольно обнаружил себя, не вовремя воспользовавшись фонариком. Ощущение было мимолетным, но с ним не мешало бы разобраться. Понять, что это такое.
Солнце по-прежнему этаким кружком лимона в томатном соусе висело на том же месте, и, наверное, никаким солнцем и не было.
Он еще раз огляделся — и увидел налепленную на магазинное стекло афишу, которой еще минуту назад там не было. Руку на отсечение он бы не дал — не собирался он разбрасываться собственными руками, — но не настолько же он рассеянный, чтобы, остановившись рядом, не заметить этот разноцветный лист!
Это была даже не афиша, как ему показалось вначале, а плакат. Наподобие того, мооровского, на котором красноармеец, тыча пальцем, вопрошал, записался ли ты добровольцем. Только на этом плакате не было дымящих труб, и мужчина, выставивший указательный палец, был одет не в красную гимнастерку, а в современный камуфляж. Герман сразу же узнал этого рослого, в расцвете сил, мужика: это был Станислав Карпухин собственной персоной, он же — Скорпион. А надпись на плакате гласила: «Не зевай, Командор!»
Совет был понятным и, как оказалось, очень уместным.
В следующем, очень малом временном отрезке совместились сразу три сигнала. Во-первых, то, что увидели глаза, дошло до мозга и начало стучаться во все двери. Во-вторых, наконец-то взвыла сирена. И в-третьих, откуда-то сзади и сбоку донесся отчаянный звонкий крик:
— Берегитесь!
И тут же за спиной взревел мотор. Судя по звуку, там был не трактор, не танк и не грузовик — какая-то легковушка, достаточно, впрочем, тяжелая, чтобы с разгону впечатать его, Германа, в стену и превратить в отбивную.
Тратить время на то, чтобы оглянуться, Гридин не стал — не для того столько учился. Путь вперед преграждало толстенное магазинное стекло. Такое без хорошего разбега не выбьешь, а может, и с разбегом не получится. Прыгать вправо или влево было рискованно — слишком большая вероятность как раз угодить под колеса. За крохотную долю секунды Герман избрал иной вариант, успев еще подумать: откуда тут мог взяться автомобиль, если только что дорога была совершенно пуста? Присев, он резко и мощно выпрыгнул вперед и вверх, стремительно поднимая в прыжке руки. И вцепился пальцами в узкий, едва выступающий карниз над стеклом, который он успел заметить за ту же самую крохотную долю секунды. Долго бы там удержаться не удалось, но в том и не было необходимости. Намеревающаяся расплющить его машина (вернее, тот, кто ее направлял) должна была либо затормозить, либо прямо под ним въехать мордой в стекло. Гридин собрался упасть на ее капот или на крышу — и разобраться, что к чему. Благо «глок» был под рукой. А можно было управиться и без «глока».
Рык мотора оборвался, словно кто-то вырубил звук. Пальцы уже соскальзывали — и Герман, оттолкнувшись от стекла всем телом, прыгнул назад, разворачиваясь в воздухе навстречу угрозе и выхватывая пистолет.
Он тут же увидел, что угрозы нет — и завершил прыжок образцово-показательно, словно выполняя соскок с брусьев или перекладины в спортзале. Никаких легковушек, равно как и другого транспорта, ни возле магазина, ни дальше, до самой автостоянки, по-прежнему не было. Значит, очередной глюк? А сирена? А этот крик?
Ознакомительная версия.
