Брат Лезье снова начал читать молитву из главы о Человеке.
Он был убежден, что, читая молитву, неправильно произнес какой-либо звук, в результате чего тончайшая механика, управляемая откуда-то издалека, заблокировала доступ в часовню и склеп.
Она точно так же управляла временем в соответствии с принципом Делишера.
Пространство содрогнулось. Солнечные спирали, подобные вспышкам магния, взвились кверху позади экрана. Время повернулось вокруг невидимой оси.
Брат Лезье увидел, словно со стороны, висевшую в пространстве нелепую путаницу труб и сферических блоков, слагающих Станцию, а также Землю в нескольких километрах от себя.
– Я пришел, - медленно произнес он.
Он знал, что где-то на Земле его слышали, его слушали сквозь шум прибоя, в котором смешались пространство и время. Именно там настраивали и регулировали пучок волн, позволявших воспринимать происходящее на Станции.
Он уселся в высокое черное кресло.
Склеп, находившийся перед ним, осветился. Внутри склепа, залитого желтым светом, покоился Жорж Франсуа, точно такой же, каким он был в момент своей смерти. Время в склепе текло не для него, а вне него. Эффект Делишера захватил его и увлек в свой вихрь. Возможно, наступит день, когда адепты пророка решат переправить его на один из миров, который он посетил в своих видениях. Но большинство из них не имело ни малейшего понятия о том, что их святой пастырь продолжал жить в сердце Станции, и что именно благодаря этому на Станции можно было слышать голоса, управлявшие ее жизнью.
– Я пришел. Я слушаю, - повторил брат Лезье.
Его иногда посещала мысль о том, что в своем аквариуме святой Франсуа должен был иногда встречать Левиафана, увиденного им среди звезд, звезд, обещанных человеку, звезд, от которых он не задумываясь отказался бы ради простого человеческого счастья.
Но требовалось счастье для Земли, невозможное без безграничного могущества Святой Церкви Экспансии.
Экспансии человека.
Экспансии мысли. И, быть может, времени.
Он часто мечтал, находясь в сердце Станции, о победе над временем, о господстве над прошлым, о колониях, основанных в будущем.
Сегодня он не успел достичь вершины своих мечтаний. Он услышал голоса и был вынужден подчиниться им.
В тишине кельи он уловил суть послания.
Голоса пришли с Земли. Это были голоса древних старцев, находившихся где-то в Северной Америке. Голоса тех, кто задумал и спроектировал Станцию, голоса тех, кто распознал пророка в Жорже Франсуа.
Раньше эти голоса обращались к нему в более обыденной манере. И он всегда подчинялся им. Ни разу у него даже не появилась мысль о возможности взбунтоваться. Несмотря на то, что он с недоверием относился к Иным мирам, что иногда даже задерживал, насколько это было возможно, очередную передачу. Он знал, что является всего лишь одним из членов Святого Ордена. И те, кто находился на Земле, тоже знали это.
Голоса снова потребовали что-то, и он едва не крикнул, чтобы они помолчали, пока он размышляет.
Но голоса знали все, и они тут же сообщили ему, что на Станции будет немедленно восстановлено обычное исполнение обетов, и что его любимый сын, который сейчас был сослан на Землю, вернется к нему, если он сохранит верность своему призванию, верность Святому Франсуа, верность человечеству.
Когда голоса замолчали, когда несущая волна покинула Станцию, брат Лезье еще долго сидел с удрученным видом. Он думал, что вряд ли на Станции можно найти еще кого-нибудь, кто страдал бы столько же, сколько страдал он.
Голоса знали это. И удивительные устройства, находившиеся в склепе, нередко понимали его лучше, чем он сам.
Когда он встал, повернувшись к входной решетке, время внутри склепа сконцентрировалось в виде облака жемчужного цвета, и обрывки образов прошлого закружились вокруг брата Лезье, подобно фантастическому снегопаду.
Миниатюрные картины его детства, похожие на кусочки головоломок. Губы девушки и черепицы на крыше. Карандаши в стакане. Обнаженный живот. Бокалы с вином, освещенные заходящим солнцем. Налившийся кровью свирепый глаз. Вершина лунного пика. Слово «лесистый», напечатанное черной краской на желтой бумаге. Серый ромб, планирующий в оранжевом небе. Разряды молний, грозно полыхающие над почти неразличимым во мраке городом. Яйцо бледно-лилового цвета в черном пространстве без звезд.
Брат Лезье шагнул к решеткам, закрывающим вход в склеп.
Утешение было всего лишь карой за какие-то прегрешения. Древние, голоса которых он слышал, были отнюдь не более проницательными психологами, чем многие из людей.
Медленно, с трудом передвигая ноги, израненный осколками времени, брат Лезье направился в часовню.
* * *
Ведомый древом света, пылавшим в центре его сознания, брат Доломар неторопливо шел к дому, окруженный рокотом невидимых барабанов.
Он шел очень медленно, и каждый последующий шаг давался ему с бoльшим трудом, чем предыдущий, как будто ему навстречу дул сбивавший дыхание сумасшедший ветер.
Передатчик находился здесь. Он был совсем рядом. Могло ли случиться так, чтобы добровольцы Святого Ордена позволили себе бросить любопытный взгляд на живые силы лабиринта, на дверь в Иные миры? Оскорбление, более похожее на богохульство, пробудило гнев у брата Доломара. Но силы, противодействовавшие ему, с каждым мгновением становились все более и более действенными.
Когда он открыл глаза, с сожалением расставаясь с образом удивительного древа-факела, он увидел перед собой всего лишь обычный дом под звездным небом.
Никаких следов войны.
Никакого вихря света.
Его окликнул человеческий голос.
Он остановился.
Были ли те, кто осмелился воздвигнуть Врата на Земле, врагами? Можно ли было заранее исключить возможность прощения?
Подняв голову, брат Доломар увидел электрическую искру Сириуса. Там, в свете двух разноцветных солнц, плыла по своей орбите Афродита.
Потом он увидел множество ярких созвездий - Парус, Секстант, Индейца…
Сколько же есть во Вселенной миров, на которых человек когда-нибудь воздвигнет Врата…
Пусть даже после того, как ветры истории развеют - в соответствии с предсказаниями Жоржа Франсуа - память о Святой Церкви Экспансии, подобно тому, как это произошло с ее бывшим врагом, с ее старшей сестрой, католической церковью; после того, как о ней забудут, как забыли об Афинах и Византии, об Америке Вашингтона и разъединенной Европе, древней земле соборов и кельтских могильников, дольменов и легенд…
«Я иду, - подумал брат Доломар, - я иду, клянусь Святым Франсуа».
Подобно древнему крестоносцу, он должен был изгнать неверных из святого места. Где-то в глубине сознания в нем теплилось удивление этим лучистым облаком, обволакивавшим его, этим откровением. И вера его укрепилась многократно.
