разделяет идей своих родственников. По всей видимости, она тоже там – за то, что хотела предупредить нас о замыслах своего папаши и братца. Цельтесь в дверь и окна, – закончил Бевен, обращаясь к моему дяде.
Приветствуемые новой очередью всякий раз, как кто-нибудь из нас поднимал голову, мы навели направляющие подставки. Дядя включил электрический контакт. Коротко взвыли ракеты, и последовал оглушительный взрыв.
– Попал!
После второго залпа ракеты исчезли в разбитых окнах и разорвались внутри. Пулемет противника замолчал. Мы дали еще три залпа. Из-за наших спин гвардейцы поливали пулеметным огнем зияющие окна замка. Из слухового окошка под крышей высунулась чья-то рука и замахала белой тряпкой.
– Сдаются!
Внутри замка послышалось еще несколько выстрелов. По-видимому, сторонники сдачи утихомиривали тех, кто желал сражаться до конца. Белое полотнище исчезло, потом появилось снова. Перестрелка смолкла. Опасаясь подвоха, мы не вылезали из окопов, но огонь тоже прекратили. Наконец в проеме выбитой двери возник человек с развернутым носовым платком.
– Подойдите ближе! – скомандовал Бевен.
Человек повиновался. Это был совсем молоденький блондин с приятным, но измученным лицом и запавшими глазами.
– Вы сохраните нам жизнь, если мы сдадимся?
– Вас будут судить. Но если вы не сдадитесь, не пройдет часа, как все вы погибнете. Выдайте нам Оннегеров и выходите на поляну с поднятыми руками.
– Шарль Оннегер мертв. Его отца пришлось вырубить, но он жив. Он стрелял в нас, когда мы выбросили белый флаг.
– Где девушки?
– Они в подвале вместе с Идой – пардон, с мадемуазель Оннегер – и Мадлен Дюше.
– С ними все в порядке?
Парень пожал плечами.
– Понятно… Что ж, выходите.
Двенадцать выживших безропотно выстроились на поляне – руки за головой, оружие брошено на землю. Двое последних вынесли все еще пребывавшего в бессознательном состоянии Оннегера, и его тотчас же взяли под строгую охрану. Мы с Мишелем, держа автоматы в руках, прошли в замок вслед за одним из пленных.
Внутри царил полный разгром. На стенах гостиной висели, вкривь и вкось, изрешеченные пулями полотна известных мастеров. Два пустых пенных огнетушителя свидетельствовали о том, что здесь был потушен уже начавший разгораться пожар. В вестибюле, пол и стены которого были усеяны осколками, мы обнаружили обезображенный труп Шарля Оннегера.
По каменной винтовой лестнице мы спустились в подвал, железная дверь которого сотрясалась от ударов – кто-то стучал изнутри. Едва мы отодвинули засов, как в коридор выскочила Ида Оннегер.
Мишель схватил ее за запястье:
– Куда это вы?
– Где мой отец? Брат?..
– Ваш брат мертв. Отец… пока еще жив.
– Но вы же его не убьете?
– Мадемуазель, – сказал я, – из-за него погибли около десяти наших людей, не говоря уже о ваших.
– О! Это так ужасно! Зачем, зачем они это сделали? – пробормотала она, заливаясь слезами.
– Для нас это все еще пока загадка, – ответил Мишель. – Где девушки, которых они похитили? И мадемуазель… ну, эта, как там ее… кинозвезда!
– Мад Дюше? Там, в погребе. Остальные заперты в другом, том, что слева, полагаю.
Мы спустились в тускло освещаемое керосиновой лампой подземелье. Мадлен Дюше, очень бледная, сидела в углу.
– Непохоже, что совесть у нее чиста, – сказал Мишель и грубо добавил: – Поднимайтесь – и на выход!
Затем мы освободили трех деревенских девушек. Поднявшись на первый этаж, я обнаружил там Луи, прибывшего вместе с остальными членами совета.
– Старик Оннегер пришел в себя. Пойдем, мы собираемся его допросить.
Оннегер сидел на поляне, рядом с дочерью. Увидев нас, он поднялся:
– Я вас недооценил, господа. Мне следовало самому подумать о том, чтобы привлечь на нашу сторону инженеров. Тогда бы мы наверняка завладели этой планетой!
– Но для чего? – спросил я.
– Как – для чего? Неужели вам не понятно, что в этом заключался единственный наш шанс на контроль над человеческой эволюцией? За несколько поколений мы могли бы создать расу сверхлюдей!
– Это из вашего-то человеческого материала? – саркастически спросил я.
– У моего человеческого материала хватало положительных качеств, таких как мужество, настойчивость, пренебрежение жизнью. Вас в своих планах я тоже учитывал. Моя ошибка заключалась в одном: я полагал, что смогу захватить власть без вас. Нужно было сделать это вместе с вами. – Он наклонился к плачущей дочери. – Не будьте к ней жестокими. Она ничего не знала о моих планах и даже потом пыталась нам помешать. А теперь прощайте, господа.
Быстрым движением он поднес что-то к своему рту.
– Цианид, – пробормотал он и рухнул на землю.
– Что ж, одним подсудимым меньше, – сказал Мишель вместо надгробного слова.
Наши люди уже грузили на машины трофеи: четыре пулемета, шесть автоматических ружей, сто пятьдесят обычных ружей и автоматов, пятьдесят револьверов и большое количество боеприпасов. Замок представлял собой настоящий арсенал, но самой ценной из всех находок оказался небольшой печатный станок, совершенно новый.
– Интересно, что они собирались делать со всей этой техникой на Земле.
– По словам одного из пленных, Оннегер возглавлял некую фашистскую лигу, – сказал Луи.
– Впрочем, для нас это даже к лучшему. Теперь есть чем сразиться с гидрами!
– Кстати, их больше пока не видели. Вандаль и Бреффор как раз заканчивают препарировать маленькую, которую поместили в бочку со спиртом. Этот парень, Бреффор, просто незаменим! Он уже научил молодежь лепить глиняную посуду на манер южноамериканских индейцев.
Когда мы вернулись в деревню, было ровно четыре часа пополудни. Сражение продлилось менее суток! Добравшись до дому, я тут же уснул, совершенно обессиленный. Мне снилась моя старая бордоская лаборатория, лицо моего «патрона», желавшего мне приятного отпуска («Уверен, там, куда вы направляетесь, для вас найдется немало того, что стоило бы изучить…»). О! Какая ирония! Действительно «немало» – целая планета!.. Потом я увидел широкоплечую фигуру моего кузена Бернара в дверном проеме, гору, срезанную на сотни метров подо мной…
Около шести вечера меня разбудил брат, и я отправился к Вандалю. Он был в одном из кабинетов школы: на столе перед ним, распространяя удушливый запах спирта, лежала наполовину препарированная гидра. То на классной доске, то на листках бумаги Вандаль делал какие-то зарисовки. Бреффор и Массакр помогали ему.
– А! Это ты, Жан, – бросил мне Вандаль. – Я бы отдал десять лет жизни, чтобы иметь возможность продемонстрировать этот образчик в нашей Академии! Поразительное строение!
Он подвел меня к своим схемам.
– Я только начал изучать анатомию этих животных, но уже узнал много интересного. Судя по целому ряду признаков, они относятся к самым низшим организмам. В них есть что-то от наших кишечнополостных – как минимум те многочисленные нематоцисты, вызывающие ожог кожи клетки, что содержатся в их оболочке. Система