Лехесу наблюдал за переполохом с расстояния в половину светового года, пораженный враждебной реакцией, так не похожей на его первый контакт с «Тысячелетним соколом». И родственники считали его сумасшедшим? Освафт повернулся к следующей звезде, чей спектр указывал на следы искусственной высокой радиации, и приготовился к более затяжному прыжку.
Он не знал, что за ним следовал хорошо замаскированный корабль-разведчик.
Следующая система оказалась не лучше, только вот…
Их предупредили о диковинном неизвестном корабле, который уничтожил три первоклассных истребителя-перехватчика. Девятая желтая не сумела попасть в пусково-посадочный туннель и врезалась в горный склон, состоящий из замерзшего азота; на месте аварии теперь плясали волны жидкого гелия. На новом месте поднятая в воздух группа также игнорировала отчаянные сигналы Лехесу с просьбами успокоиться и потерпела убыток в сорок три машины. Часть несчастий произошла у земли из-за неправильной воздушной координации операторов четырех эскадрилий.
Лехесу сдался и отправился домой.
После этого и появился флот у туманности. Эту неприятность Лехесу принял несколько лучше, чем его родичи. Он был единственным освафт за сотни поколений, который однажды чуть не умер от голода. Лехесу знал собственные возможности и понимал, что уничтожение займет куда больше времени, чем считают обе стороны. Для его менее склонных к приключениям товарищей уже наступила агония, уже было беспрецедентное критическое положение. Впервые за долгие-долгие жизни они боялись, потому что чувствовали дискомфорт. Кое-кто предлагал попытаться договориться, установить условия, на которых враг позволит им жить, не зная, что единственным признаваемым флотским командованием результатом было их полное уничтожение.
Лехесу предпочел бы, чтобы его народ разозлился. Он проводил время в ожидании.
Через несколько часов после последнего акта уничтожения питательной среды случилось нечто необычное. Лехесу почувствовал плотный мощный луч коммуникации, идущий от заблокированного входа в туманность. И хотя он знал язык, культура была ему неизвестна; пропасть между привязанными к планетам существами и живущими в космосе была столь огромна, что любое понимание стало бы громадным вкладом в интеллектуальные способности освафт. Но что бы ни сообщали, делали это горячо и совсем не дружелюбно.
И снова! Судя по тому, что луч коммуникации был настроен на более высокие частоты, нечто быстро шло от флота к ТонБоке. Лехесу подкрался поближе к выходу то прямым полетом, чтобы не упускать из «виду» входящие сигналы, то нелинейными прыжками.
Невероятно плотный луч невыносимо яркого света вдруг вырвался на свободу, соединил две точки. Вспышка, ливень отражений, затем ничего. Металлические обломки и дым находились почти на грани чувствительных способностей Лехесу. Галактический поток внес в ТонБоку следы обожженного титана и пластика.
Последовало длинное безмолвие. Затем без предупреждения неподалеку от Лехесу материализовалось что-то, выпало из того чем-бы-оно-ни-было, куда попадают звездные корабли, когда перемещаются со скоростью выше световой. У объекта была абсурдная форма, словно инкрустированная кораллами подкова в десять раз меньше освафта и лишенная его изящества. Штука медленно вращалась, а из почерневшей задней части валил густой дым. Лехесу узнал штуку мгновенно.
— Ландо! Вуффи Раа! Вы меня слышите? С вами все хорошо?
Освафт подлетел ближе, старательно избегая ядовитого дыма. Ничто не указывало на наличие жизни во фрахтовике. Светящиеся пятна, которые, он теперь знал, были иллюминаторами, оставались темными. Само бесконтрольное вращение говорило о том, что кораблем не управляет разумное существо.
— Вуффи Раа! Ландо! Ответьте мне! — передавал освафт на всех частотах. — Это Лехесу!
Тишина.
Лехесу «покосился» на осаждающий его дом флот. Он не знал, как у него получилось, но в этот горестный момент он поклялся жестоко отомстить виновным в трагедии. Найти и тут же потерять новых друзей, хороших друзей — в какой-то мере единственных — за время, которое для такого долгожителя казалось минутами… Невыносимо.
Отчаянно кружа вокруг маленького фрахтовика, Лехесу пытался заглянуть в иллюминаторы, но не узнал ничего нового. Он осторожно толкнул кораблик, ненамеренно придав его движению новый вектор.
— Ландо! Вуффи Раа! Вы там?! — Снова нет ответа. Тогда он отринул все, что пытался уразуметь о новых друзьях, и добавил: — «Сокол», дружок, пожалуйста, поговори со мной! Это Лехесу, освафт! Ландо и Вуффи Раа еще живы?
«Веннис» был похож на треугольную садовую лопатку, только огромного размера. Крейсер ощетинился разнокалиберным оружием, которое было настроено перекрывать края зон обстрела друг друга. Не было щели, в которую мог бы проскочить даже самый юркий истребитель. В кормовой части корабля, где никто бы не подумал искать, среди выхлопных труб и дефлекторов располагался особый отсек. В его стенах двухметровой толщины не было иллюминаторов и шлюзов. Попасть туда можно было на маленьком одноместном летательном аппарате, доступном лишь хозяину крейсера, и то лишь когда он приказывал на время заглушить двигатели. Подбираться туда в° время работы двигателей было самоубийством.
Два метра в толщину это очень много, особенно когда состоит такая стена из новейшей брони. Но все это было предназначено не для защиты содержимого от излучения двигателей «Венниса», а для защиты крейсера от того, что лежало в отсеке. Впрочем, меры были бесполезны и служили, скорее, для придания чувства безопасности единственному, кто был в курсе.
Внутри отсека Рокур Гепта стоял перед металлическим пилоном, который в высоту достигал его груди. На пилоне лежал прозрачный пузырь размером с человеческую голову. Колдун держал очертания отсека и панели управления в памяти, поскольку здесь не было света. Он провел облаченной в перчатку рукой по гладкой поверхности пилона, нажимая потайные кнопки. Внутри пузыря началось создание бесконечно малой частицы самой опасной субстанции в Галактике. Пузырь начал источать болезненно зеленоватый свет, который наполнил отсек зловещими отсветами.
В таких людях, как Клин Шанга, неприятно не то, что они не боятся умереть. Приход к этому выводу занял у Гепты много времени, настолько чужды ему были доводы. Рокур знал многих, кто не боялся смерти, наоборот, они приветствовали ее. Они желали умереть ради идеалов, ради правительства или в противостоянии ему. Находились и те, кто был готов умереть за самого Гепту. Таких легко было контролировать, они приносили много пользы. Глубоко в душе они боялись и ненавидели жизнь и жаждали побыстрее избавиться от тяжкого существования так, чтобы сам процесс избавления не противоречил остальным их убеждениям Но Клин Шанга любил жизнь, что и вводило мага в недоумение. А не понимать что-либо он не любил, незнание злило его. Как так, что индивидуум любит жить, но не боится умереть? Первый вывод, к которому пришел колдун, не слишком помог пониманию, зато имел большое прагматическое значение и сводился к тому, что первая экспедиция на Ренатазию поработала недостаточно хорошо. Они сделали две трети работы, которую требовалось теперь довести до конца. Гепта пообещал себе присвоить этой теме высшую важность, когда разберется с нынешней ситуацией и вновь сможет думать о других вещах. Если все ренатазианцы были похожи на Шангу, они представляли большую угрозу планам колдуна и правительству.
