Жизнь! Снова жизнь, просторная и широкая, раскрылась перед ними.
– Спасены, Геннадий! Звездолет поворачивает. Автоматы фаэтонцев сработали сами. Ты слышишь меня Геннадий?..
Второв молчал.
Звездолет круто сворачивал с прежнего пути. Сила тяжести была увеличена больше чем в два раза. Почему же это произошло?
Ответ напрашивался сам собой, а слова Мельникова подтверждали догадку. "Спасены!"… Но это значит…
Второв повернул голову и посмотрел в глаза своего товарища. Да, это так…
– Спасибо, Борис Николаевич! Я не забуду до конца своих дней вашего безмерного великодушия. Вы хотели, чтобы я не знал…
– Предположим, - ответил Мельников. - Что за радость мучиться вдвоем. Твое спокойное лицо поддерживало меня. Я сделал это для себя самого.
– Вы говорите неправду.
– Предположим и это. Не все ли равно. Когда-нибудь ты поступишь так же, и мы будем в расчете. Сделай-ка стены прозрачными.
Пережитое волнение помешало Второву сосредоточиться, и прошло несколько минут, пока ему удалось исполнить просьбу.
Венера по-прежнему была внизу, но не прямо под ними, а несколько сбоку. Корабль еще не выровнялся. Но люди видели, что он удаляется от планеты, а это было главное.
– Когда никого нет у пульта, - сказал Мельников, - звездолетом управляет автопилот. Почуяв опасную близость Венеры, он самостоятельно повернул корабль в сторону. Очень умно сконструирован этот аппарат.
– Запасы энергии здесь, по-видимому, не ограничены, - заметил Второв. - Для такого огромного корабля подобный маневр - это колоссальное количество затраченной энергии.
– Несомненно.
– Что же это за энергия?
– Узнаем впоследствии.
Они замолчали. Говорить было тяжело. Давящая тяжесть не уменьшалась.
Но минут через десять тяжесть стала заметно ослабевать. Корабль принял нормальное положение, и Мельников со Второвым лежали уже не на стене, а на полу. Еще немного - и они получили возможность подняться на ноги.
А через час с небольшим тяжесть совсем исчезла, и кольцевой звездолет полетел прямо, удаляясь от Венеры.
– Снова к Солнцу, - сказал Мельников.
– Пойдемте на пульт.
– Еще рано. Приди в себя окончательно. Хорошо бы подкрепить силы, да нечем.
Он сказал это машинально, но сразу сообразил, что голода по-прежнему не чувствует. Было такое ощущение, что он только что поел, правда, не сытно, но достаточно, чтобы не мучил голод.
В чем дело? В чем причина этого странного обмана чувств?.. После утреннего завтрака на "СССР-КС3" прошли почти полные сутки.
– Как ты думаешь, Геннадий, в чем тут секрет? - спросил Мельников.
– Ума не приложу, Борис Николаевич.
– И воздух, ты заметил, по-прежнему чист и свеж. А ведь мы находимся в сравнительно небольшом замкнутом помещении. Соседние отрезаны от нас непроницаемыми стенами.
– Значит, воздух возобновляется и очищается какими-то аппаратами, находящимися здесь, - сказал Второв. - И вполне может оказаться, что в него систематически добавляются питательные вещества в газообразном состоянии. Невозможного в этом нет ничего. Как-то раз Степан Аркадьевич говорил, что в космическом рейсе наш способ питания несовершенен. Полный желудок вреден при невесомости. Вероятно, фаэтонцы в полете питались как-то иначе.
– Другого объяснения не видно.
– Чудесная наука! И она достанется нам в наследство, людям Земли.
– Для этого мы должны спасти корабль. Спасти во что бы то ни стало. Это наш долг. Твой долг, - улыбнувшись прибавил Мельников.
– Так вы окончательно считаете, что только я…
– Похоже, что так.
– Я сделаю все, что могу. Уверен, что не поддамся больше никакой панике.
– Никакой паники и не было…
Едва он произнес последнее слово, как резкий, огромной силы удар, словно пушечный выстрел на близком расстоянии, прервал фразу. Прямо перед ними на невидимой глазом прозрачной стенке вспыхнуло яркое пламя. Погасло, - и, словно вися в воздухе, появилось темное пятно, как след от ожога.
– Метеорит!
– Но он не пробил стенку!
– Ударился об нее и взорвался. Этот металл крепче стали в десятки раз.
– Металл ли это?
– Да, правильно, - ответил Мельников. - Называть это металлом неверно. Но как же тогда? Сплав, что ли? Во всяком случае эта стенка надежно защищает нас от метеоритов. Вблизи от Солнца метеориты имеют большую скорость, но, как мы только что убедились, пробить стену не могут.
– Я думал недавно, - сказал Второв, - почему деревья Венеры не задержали корабль при взлете. Вернее, почему они не смяли его корпуса. Сросшиеся друг с другом стволы, по два, три метра в обхвате, - чудовищное препятствие.
– Меня удивляет другое, - возразил Мельников. - Двигатели космического корабля сильнее деревьев, - это понятно. Но почему мы не захватили с собой ни одного дерева? Вот что удивительно.
– Вероятно потому, что их корни очень крепко вросли в "землю".
– Да, и это очень важно для понимания строения этих деревьев. Разорвать сросшиеся стволы оказалось легче, чем вырвать дерево из "земли".
– Я хочу спать, - неожиданно сказал Второв.
– Очень хорошо, - ответил Мельников. - Это самое лучшее.
"Как странно, - подумал он. - Геннадий сказал это в тот самый момент, когда я сам почувствовал желание заснуть. Неужели и тут проявляется наука фаэтонцев?"
Все было возможно на этом корабле, построенном существами, разум которых далеко превзошел своим развитием разум людей. Они находились среди будущей техники, будущей науки, будущих способов применения этой науки для нужд человека. Они находились в мире Фаэтона, а не Земли. Гадать было бесполезно, приходилось повиноваться законам жизни фаэтонцев.
"Становится понятным, как мы смогли заснуть сразу после катастрофы. В обычных условиях это вряд ли могло удастся".
Второв "затемнил" стены. Сон надвигался на них непреодолимо. Глаза сами собой закрывались. Едва коснувшись сетки гамаков, они заснули мгновенно.
Кольцевой звездолет летел в пространстве от Венеры к Солнцу. "Разумные" механизмы зорко стерегли его безопасность. Они вели корабль более точно, более надежно, чем мог бы это сделать человек. Двое людей могли спать спокойно, им ничто не угрожало. Если встретится препятствие, крупный метеорит, звездолет уклонится от встречи. Он сманеврирует точно, безошибочно и осторожно, чтобы не пострадали те, кто находился в нем.
Человек подвержен усталости, по тем или иным причинам может потерять ясность мысли, может допустить ошибку. Машина не устает, не ошибается. Она всегда "внимательна", всегда точна, никогда не теряет "ясности мысли". И она "соображает" неизмеримо быстрей человека. Электронно-счетная машина производит сложнейшие вычисления со скоростью, которая никогда не будет доступна человеку. Силой своего разума создав такие машины, человек превзошел самого себя.
