Он хотел овладеть ей… но для этого он был всё же слишком усталым и сонным. Правда, он скорее бы умер, чем показал Хьютай свою усталость. Плавая в полудреме, он сам вымыл её, — не менее тщательно. С залепленными мылом глазами она стала совершенно беспомощной, и лишь вздрагивала, невольно поводя плечами и улыбаясь, когда он, закинув ей руки за голову, стал целовать её высоко поднявшуюся упругую грудь…
Потом он задремал, растянувшись прямо на полу… и коротко, невольно вскрикнул, когда в его пятки ударила тугая струя совершенно ледяной воды. Когда его босые ноги окончательно застыли, струя двинулась вверх, — по его бедрам, пояснице, спине, подбираясь к самым чутким к холоду местам, — к плечам юноши, — и остановилась на них.
Когда Вэру начало буквально трясти, на его подошвы хлынула обжигающе горячая вода, так же неторопливо поднимаясь всё выше, метко проникая меж ягодиц…
Горячая вода заставила расслабиться, хотя по телу всё ещё иногда пробегала дрожь. После нескольких минут агонии под ледяным потопом это было невыразимое блаженство. Потом на него вновь хлынула ледяная вода, потом горячая и вновь холодная…
Анмай уже прижался к кафелю спиной, закинув за голову руки. Держа в руке шланг, Хьютай бичевала водой всё его нагое тело, от волос до пальцев босых ног. Анмай задыхался, когда неожиданно горячая или холодная струя ударяла в его лицо, в грудь, в живот… его тело уже звенело от избытка энергии, но, когда он бросился на Хьютай, пытаясь подмять подругу и тут же овладеть ей, она одним гибким движением ускользнула от него, отступая всё дальше.
Они настороженно кружили по комнате, как звери перед схваткой. Анмай часто и глубоко дышал, его глаза дико блестели под массой спутавшихся мокрых волос. Пригнувшись, он пытался обойти Хьютай сбоку. Ни о чем больше он не думал; в его голове не осталось отвлеченных мыслей. Она видела, как бешено бьется его сердце и вздымается обнаженная грудь.
Пинаясь, они ловили друг друга на неверных движениях, удары звонко хлопали по гладкой мокрой коже, обжигая её, как огнем. В конце концов, Анмай, лягнув ногой вбок, попал в живот подруге, — так, что та отлетела шага на три и шлепнулась на задницу; его подошва врезалась в неё плашмя, и ощущение упругости тугой плоти оказалось на удивление приятно. Он прижал задохнувшуюся Хьютай к полу… и тут же понял, что не может удержать. Она сбросилв его и, смеясь, навалилась сверху…
Ошалев, они в обнимку катались по полу, ломали, били, царапали и кусали друг друга. Это было уже какое-то исступление. Когда Анмай, наконец, одолел девушку, прижав её к полу, мир вокруг них звенел от возбуждения.
Чувствуя под собой неподатливый холод мокрого кафеля, Хьютай резко вскрикнула, задыхаясь под твердым, как камень, горячим телом юноши, судорожно обняла его плечи, быстро и крепко скрестила босые ноги на изгибе его поясницы, обвив его стан с неожиданной силой. Руки Вэру сжались на её плечах, он задрожал, ища вожделенную щель на напряженном нагом теле девушки… яростно нажал на неё, безжалостно впился в затвердевшие связки. Хьютай выгнула спину, вцепившись в его плечи, её ступни сплелись в тугой узел на пояснице юноши… и он пугающе глубоко вошел в неё, уперся в основание позвоночника, сводя тело судорогой странной, электрической боли, сжимавшей мышцы в камень.
Хьютай звонко вскрикнула, делая резкий, непроизвольный толчок навстречу, пронзила ногтями кожу на плечах юноши, впиваясь в кровоточащие ссадины… и Анмай уже не мог остановиться: его обезумевшее от возбуждения тело отказалось исполнять приказы сознания. Острые ногти Хьютай впивались ему в бедра, в зад, в поясницу, но боль лишь усиливала его наслаждение, сливалась с ним. Босые пятки подруги били его по заднице, но он едва это замечал. Мышцы его ног и живота сжимались так яростно, резко и быстро, как только могли, и Хьютай каждый раз словно бросало с высоты. Все её мышцы сжимало, дыхание перехватывало, перед глазами вспыхивала тьма. Сердце замирало, какой-то миг её совсем не было… а потом её пронзала ужасная боль, словно от огня, — и эти ослепительные вспышки свели её с ума. Её живот и бедра сводили судороги, она извивалась и крутила задом, как ненормальная, корчилась, словно в агонии, отчаянно дергалась, стараясь освободиться, громко вскрикивала и билась, едва понимая, что из глаз у неё сыплются искры, а из глотки рвутся звериные вопли, чувствуя, что ещё немного, — и жизнь окончательно покинет её. Но боль лишь усиливалась, пока в ней вдруг не вспыхнуло неистовое белое пламя. Оно охватило всё бьющееся тело девушки, прижав её живот к позвоночнику, выгнув стан, широко открыв рот в невыносимо пронзительном, рвущем уши вскрике. Анмай приподнялся на ней, — и яростно вошел ещё раз.
Хьютай вздрогнула так резко, что её мускулы, рывком сжавшись, издали глухой звук — столь мощной оказалась схватившая их судорога. Её кожа вдруг стала обжигающе горячей, сильный, уже не томный жар волнами исходил от неё, — не ласковый, манящий жар нагой плоти, а мертвенный, беспощадный жар топки. Её рот приоткрылся, зрачки расширились, как самой темной ночью, перед рассветом, превратив радужку в узенькую мерцающую полоску.
Анмай замер, ошалело глядя в огромные, дико расширенные глаза девушки. Ногти Хьютай вспороли его спину, погружаясь в раны с неистовой яростью. Он был до безумия испуган её реакцией и неистовой силой этой судороги, — подруга сжала его так, что захрустели ребра. Её мускулы уже не расслаблялись, мелко вибрируя от предельного напряжения. Они все словно струились, всё сильнее, пока её тело не стало казаться каким-то размазанным. Эта судорога залила её спину… плечи… бедра… она не могла вздохнуть, чувствуя, как ослепительное жидкое солнце разливается по всему её животу… бежит вверх по позвоночнику… затопляет её целиком… а где-то за её крестцом родилось совершенно новое ощущение, удивительно нежное, мягкое, но невыносимо сильное, — словно там, по бесчисленным нервам, изнутри, скользит гладкий, теплый, искрящийся мех. Оно было бесконечно приятным. В какой-то миг Хьютай даже перестала себя сознавать. Был только свет, — белый, мгновенный, беззвучный, бесконечно яркий взрыв. И вдруг она очень резко ощутила всё, что окружает её, — не только здесь, но и дальше, бесконечно дальше… огромные города, где жили вовсе не люди, бесконечные лабиринты из песчаных полузатопленных ущелий и неправдоподобно острых скал, исполинские, — в четверть горизонта, — луны, нет, целые миры…
Она увидела сразу миллионы слоев Реальности, уходящих куда-то в бесконечность, — и её мир рассыпался, словно разбитый калейдоскоп.
***.
Анмай ощутил то же самое, — белую, ослепительно сладкую боль. Она пронзительно взмывала вверх, увлекая за собой каждую пылинку его мыслей. Дыхание юноши замерло, он слышал странные звуки, свет колыхался в нем, как волны, сливаясь в образы из его снов и другие, более реальные. Он видел сразу всё своё нагое тело, и многие другие вещи, — часть их была сейчас очень далеко. Его обоняние обострилось так, что каждый запах казался физически плотным. Свет двигался сразу вверх и вниз, синий, зеленый, оранжевый, — но Вэру едва видел его, потому что испытывал шок, — чудо пробуждения от самого себя, чувствуя, как облетают листья непробудного сна и рождается свобода, безличная и безжалостная, как огонь…
