— Просто дай пузырю сдуться. Раздувая вокруг него скандал, ты только сделаешь хуже. Люди скоро забудут об этом.
— Забудут ли? Никто ещё не умирал на борту. И маловероятно, что умрёт в будущем, да ведь? Это событие застрянет в памяти на годы. Каждый раз, как кто-либо посмотрит на меня, он будет думать о том, какой я бессердечный подонок, что довёл бедняжку Диану до самоубийства. Боже милостивый, Кирстен! Как мне теперь с этим жить?
— Люди не будут так думать.
— Да чёрта с два.
На экране снова появилось бугристое лицо Клауса Кёнига.
— К другим новостям. Сторонники и противники разделившего общество Предложения Три…
— Выключить! — каркнул Аарон, и я отключил экран. Он поднялся, засунул руки глубоко в карманы и снова начал ходить по комнате. — Боже, как они меня взбесили.
— Не волнуйся, милый, — сказала Кирстен. — Люди не обратят на это внимания.
— О, да. Новости смотрит восемьдесят четыре процента команды. Кёниг убил бы за такую долю аудитории в своём Мухосранске-в-Небраске, или как там называлась его дыра. Боже, да я ему зубы повыбиваю.
— Я уверена, что всё это прогорит очень быстро.
— Чепуха, Кирстен, ты сама знаешь, что это неправда. Ты не можешь сделать мир лучше своей маленькой ложью. Ты не можешь изменить реальность словами о том, что всё будет хорошо. — Их взгляды встретились. — Терпеть не могу, когда ты мне говоришь то, что, по твоему мнению, я хочу услышать.
Спина Кирстен напряглась.
— Не понимаю, о чём ты.
— О, да не надо. Ты всегда говоришь людям то, что, по-твоему, пойдёт им на пользу. Ты всё время пытаешься отгородить их от реальности. Так вот, у меня для тебя новость. Я предпочитаю реальность жизни в выдуманном мире.
— Иногда людям необходимо воспринимать происходящее по кусочку за раз. Это вовсе не значит жить в выдуманном мире.
— Здо́рово. Теперь мы ещё и психологи. Послушай меня. Диана мертва, и этот козлина Кёниг только что сказал всему «Арго», что она умерла из-за меня. Мне теперь придётся что-то с этим делать, и все твои добрые слова не смогут ничего изменить.
— Я пытаюсь помочь.
Аарон испустил долгий судорожный вздох.
— Я знаю.
Он посмотрел на неё и выдавил из себя грустную улыбку.
— Прости. Просто я бы предпочёл, чтобы всё это не становилось достоянием публики.
— Люди на борту имеют право знать, что происходит.
Аарон снова уселся и опять вздохнул.
— Все мне это говорят.
Четвёртая и последняя страница послания из созвездия Лисички была наиболее загадочной. В ней было порядка 1014 бит — колоссальный объём данных. Общее количество битов, как и в случае с предыдущими страницами, было произведением двух простых чисел. Я попытался сформировать кадр, использовав большее из двух чисел как число столбцов, как это было в случае с остальными страницами. Никакого осмысленного изображения не получилось. Я изобразил электронный эквивалент пожатия плечами и потратил наносекунду на повторную сортировку таблиц. Потом я попробовал вторую конфигурацию, с бо́льшим числом в качестве количества строк. По-прежнему ничего узнаваемого. Пятьдесят три процента битов были нулями; 47 процентов — единицами. Но как бы я на них ни смотрел, они не складывались в осмысленную картинку, фигуру или диаграмму. И всё-таки эта страница послания с очевидностью содержала основную часть того, что инопланетяне хотели нам сказать, будучи на одиннадцать порядков больше, чем остальные три, вместе взятые.
Первой попыткой Земли послать сообщение к звёздам было Межзвёздное Послание Аресибо, отправленное к шаровому скоплению М13 16 ноября 1974. Оно состояло из всего 1679 битов — практически ничто по сравнению с последней страницей послания с Лисички. Однако эта горстка битов содержала: урок бинарной арифметики; атомные номера химических элементов, составляющих человеческое тело: водорода, углерода, азота, кислорода и фосфора; представление о нуклеотидной и сахарофосфатной структуре ДНК; количество нуклеотидов в геноме человека; численность населения Земли; фигурку из палочек, изображающую человека; рост человека в длинах волны, на которой передавалось сообщение; маленькую карту Солнечной системы, указывающую на третью планету как родину человечества; изображение радиотелескопа Аресибо в разрезе; размер телескопа в длинах волны.
Всё это меньше чем в двух килобитах. Конечно, когда Фрэнк Дрейк, автор этого сообщения, попросил коллег расшифровать его, они не смогли сделать это полностью, хотя каждый опознал по меньшей мере фигурку человека, похожую на то, что рисуют на двери в мужской туалет.
Смешно, но три первые страницы послания с Лисички были осень просты по сравнению с первой попыткой землян. Настроечный крест, карта планетной системы, Треногий и Щенок: я был уверен, что интерпретировал всё это достаточно точно.
Но четвёртая страница была сложной, напичканной данными, в сто миллиардов раз большей, чем пиктограмма Аресибо. Какие сокровища в ней содержатся? Может быть, это «Энциклопедия Галактика», которой мы так долго ждали? Космическая мудрость, отданная за просто так, даже без расхваливаний коммивояжёра?
Если данные на четвёртой страницу подвергались компрессии, то я не нашёл ни единого намёка на способ декомпрессии в первых трёх страницах послания. Что, что означали эти гигабайты данных? Может, это голограмма, интерференционные узоры, переданные в виде битовых матриц? Какая-то карта? Может быть, просто коллекция цифровых фотографий? Я определённо где-то не там ищу.
Я загрузил всё послание к себе в оперативную память и принялся пристально его изучать.
Аарон быстро шёл по пляжу; горячий песок придавал его шагам живости. Двести сорок голых или почти голых людей плавали в пресноводном озере, резвились на берегу или нежились в лучах 3200-кельвинового жёлтого света, имитирующего предзакатное солнце. Аарон кивал тем, кого хорошо знал, но даже после двух лет полёта большинство людей на «Арго» были ему незнакомы.
Этот пляж не был устроен по образцу какого-либо реально существующего, а представлял собой смешение лучших черт различных морских курортов Земли. Утёсы, поднимающиеся высоко над пляжем, были белыми, как меловые утёсы Дувра; сам песок — очень мелкий и того бежевого оттенка, который можно увидеть на Малибу; вода — пенистый аквамарин Акапулько. По пляжу бегали туда-сюда птички-песочники, чайки кружили и парили в небе, на кокосовых пальмах сидели довольные попугаи.
Первые 150 метров пляжа, вместе с птицами, были настоящие. Остальная его часть, уходящая к далёкому горизонту, была мной: постоянно обновляемая в реальном времени голограмма. Иногда, вот как сейчас, я рисовал на дальней части пляжа одинокую фигурку — ребёнка, в одиночку строящего замок из песка. Для меня он был реален, так же реален, как и все остальные, этот мальчик по имени Джейсон[6]; но он не мог войти в их мир, а его мир был недоступен для них.
