Однажды утром Сакс проснулся рано, потревоженный сильной качкой, от которой его ложе поднималось и опускалось так, что его спящему сознанию казалось, будто он движется вместе с гигантским маятником. Он оделся не без труда и поднялся на палубу, где Энн, стоя у вантов, крикнула:
– Кажется, донные волны и толчея сложились в положительную интерферограмму.
– Да неужели? – Он попытался подойти к ней, но лодка резко покачнулась, и ее отбросило на сиденье в кабине. – Ай!
Она рассмеялась. Он схватился за поручень и подтянулся к ней. Затем он тут же понял, что она имела в виду. Ветер дул сильный, километров шестьдесят пять в час, и минимальный такелаж судна подвывал громко и непрерывно. По всей голубой поверхности виднелись белые барашки, а звук ветра, что носился над неспокойным морем, был совсем не похож на тот, что свистел в горах: если там это был высокий пронзительный крик, то здесь, среди триллионов лопающихся пузырей, – насыщенный, плотный рев. Барашки виднелись тут и там, и огромные возвышения донных волн были покрыты пеной, которая слетала с гребней и перекатывалась у их подножий. Небо окрасилось в цвет грязно-мутной сырой умбры и имело весьма зловещий вид, а солнце висело тусклой старинной монетой, и все остальное выглядело темным, будто погруженным в тень, хотя никаких облаков не было. В воздухе летали частицы – пылевая буря. И волны теперь поднимались так, что судно по несколько долгих секунд восходило на одной, а потом столько же времени спускалось к подножию следующей. Вверх-вниз, в протяжном ритме.
Положительная интерферограмма, о которой говорила Энн, приводила к тому, что некоторые волны становились вдвое больше остальных. Та вода, что не пенилась, принимала цвет неба – тусклый и коричневатый, темный, несмотря на то что облаков по-прежнему не было видно – только это зловещего вида небо: не розовое, как когда-то, но скорее напоминающее пыльный воздух времен Великой бури. Затем барашки начали исчезать, а звуки ветра стали громче и переросли в невнятный гул: в этом месте был донный лед или более толстый упругий слой ледяных кристаллов, также известный как нилас. Но затем барашки вернулись – причем вдвое гуще прежнего.
Сакс забрался в кабину и проверил сводку погоды на искине. По каньону Касэя к заливу Хриса надвигался нисходящий ветер. Ревун, как сказали бы летатели в долине. Иксин должен был предупредить их об этом заранее. Но, подобно многим нисходящим бурям, она прошла за час и осталась сугубо местным феноменом. Однако выдалась достаточно мощной: судно качалось, как на русских горках, дребезжа под сильными порывами ветра, то поднимаясь, то опускаясь на огромных донных волнах. Волны, казалось, при таком ветре мельчали, но, пока лодку бросало то вверх, то вниз, Сакс заметил, что под пенящимися гребнями они были по-прежнему достаточно крупными. Парус прижался к мачте почти вплотную, как аэродинамический профиль. Сакс склонился поближе к искину, чтобы присмотреться повнимательнее, и оказалось, что уровень громкости в кабине был выставлен минимальный. Так что, возможно, он и пытался предупредить их о буре.
Над водой наблюдался шквал, и они быстро продвигались вперед. Горизонт к тому же находился всего в четырех километрах, а ветры на Марсе никогда особо не стихали за все годы утолщения атмосферы. Само судно сотрясалось под ногами, пробиваясь сквозь участки невидимого льда. Как оказалось, на подмерзшей за ночь поверхности появилася мелкобитый или блинчатый лед, который был с трудом различим на пенистых волнах. Изредка Сакс чувствовал, что они сталкивались с крупными глыбами, или, как называли их моряки, крупными несяками. Они попали сюда через пролив Хриса с северным течением, и теперь их влекло с подветренной стороны к берегу, огибающему южную часть Синайского полуострова.
Им пришлось затянуть кабину прозрачной заслонкой, которая разворачивалась от палубного настила до борта с другой стороны. Под водонепроницаемым покрытием мгновенно стало теплее, отчего они тут же немного успокоились. Чувствовалось, что набирал силу настоящий ревун, который пронесется чрезвычайно мощным порывом по каньону Касэй. На острове Санторини искин регистрировал ветер со скоростью, которая колебалась от 180 до 220 километров в час и не сильно падала, добираясь до залива. Здесь также дул очень сильный ветер – 160 километров в час у топа мачты, – который сбивал гребни с поверхности воды и расщеплял их в мелкие брызги. Судно в ответ на все это затворило все что можно: втянуло мачту, затянуло кабину, закрепило люки, а затем выпустило плавучий якорь – трубу, напоминающую ветровой конус, которая тянулась под водой против ветра, замедляя их снос в подветренную сторону и смягчая столкновения с мелкими айсбергами, что появлялись все чаще, собираясь у берега. Благодаря якорю лодка поплыла медленнее, чем куски льда, поэтому они застучали по обращенному к ветру корпусу, даже при том, что корпус с подветренной стороны бился об утолщающуюся ледяную массу. Оба корпуса большей частью находились под водой, и судно, по сути, превратилось в подводную лодку, достигая поверхности, но почти не выступая над ней. Прочность их материалов была способна выдержать любые удары, которые только могли нанести ревуны и льдины, – и даже удары, во много раз более мощные, чем те, что им грозили. Слабым местом, однако, были их тела: Сакс понял это сразу, когда его отбросило назад с такой силой, что он удержался лишь благодаря ремню безопасности, схватившись за румпель и сиденье. Судно поднималось с накатом волн и потом резко опускалось, врезаясь в глыбы льда, – а у Сакса, когда его снова и снова отшвыривало на сиденье, захватывало дух. Казалось, их могло закачать до смерти – и это, как он понял, было не самым приятным способом отойти в мир иной. Внутренние органы сжимались и повреждались из-за ремней, но если бы они себя освободили, то их бы с силой метало по кабине, и они бы ударились друг о друга или обо что-то острое и наверняка не отделались бы единственным переломом. Нет, положение было приемлемым. Возможно, захваты, которые он видел на своей кровати, были предпочтительнее, но снижение скорости, наступавшее при столкновениях с массами льда, получалось таким резким, что он сомневался, что в горизонтальном положении будет легче.
– Посмотрю, сможет ли искин привести нас в бухту Аригато, – крикнул он Энн в ухо. Она кивнула, дав понять, что услышала его. Он прокричал команду прямо в разъем искина, и тот, к счастью, понял – иначе пришлось бы ее печатать при такой неимоверной качке. В таких условиях невозможно было почувствовать работавший все это время двигатель лодки, но по легкому изменению угла их положения по отношению к донным волнам он сообразил, что тот прикладывал даже дополнительные усилия, тогда как искин пытался вести их на запад.
Крупный затопленный кратер под названием Аригато, находясь на южном берегу Синайского полуострова, образовывал круглую бухту. Вход в нее открывался примерно на шестьдесят градусов окружности кратера и выходил на юго-запад. Ветер и волны также шли с юго-запада, поэтому в устье бухты, хоть и неглубоком – ведь оно лежало в нижней части старого края кратера, – не могла не образоваться толчея, которую наверняка будет сложно преодолеть. Но в саму бухту донные волны не проникнут из-за тех же краев, а ветер и волны на поверхности окажутся существенно меньше – особенно за западным мысом бухты. Там можно переждать ревун, а потом продолжить путь. Теоретически это был превосходный план, хотя Сакса и беспокоили условия в устье бухты; но карты показывали, что глубина там составляет всего десять метров, что непременно исключает возможность возникновения там донных волн. С другой стороны, у лодки, которая в некотором роде стала подводной (погрузившись, однако, не более чем на два метра в глубину), не должно возникнуть серьезных трудностей с прибойными волнами. Искин, судя по всему, также счел его команду вполне выполнимой. И действительно, втянув свой плавучий якорь и используя всю мощь двигателей, судно направилось поперек ветра и волн в сторону бухты, которой даже не было видно: сквозь грязный воздух вообще было не разглядеть берега.
Ухватившись за поручни кабины, они ждали, пока лодка достигнет бухты. Ждали молча: говорить особо не о чем, к тому же общаться им мешал все возрастающий рев ветра. Руки и кисти Сакса устали держаться, но иного выхода не было – только покинуть кабину и пристегнуться к кровати, чего ему делать совсем не хотелось. Несмотря на стесненное положение и беспокойство насчет входа в бухту, зрелище того, как ветер распыляет водную поверхность, буквально завораживало.
Спустя непродолжительное время (хотя искин показывал, что прошло семьдесят две минуты) Сакс заметил сушу – темный гребень поверх барашков с подветренной от них стороны. Это означало, что они были близко, но затем она исчезла и появилась вновь, несколько западнее – это уже был вход в бухту Аригато. Румпель у его колена сместился, и он заметил, что лодка сменила направление. Тогда он впервые расслышал шум моторов в кормовой части обоих корпусов. Затем столкновения со льдом стали более ощутимыми, и им пришлось еще крепче ухватиться за поручни. Донные волны здесь становились выше, гребни их срывались, но масса каждой из них сохранялась и вздымалась вверх, натыкаясь на дно. И теперь он видел, как пена разливалась по кускам льда и крупным глыбам – прозрачным, голубым, зеленоватым, аквамариновым и пористым, щербатым, гладким. Перед ними также, должно быть, проплывало большое количество льда. Если устье бухты им загромождено, а волны все равно туда пробивались, то пройти в него будет по-настоящему тяжело. Он прокричал вопрос-другой искину, но ответы ему не понравились. Компьютер утверждал, что лодка выдержит любые удары, которые может получить в данной обстановке, но на то, чтобы преодолеть плотный лед, мощности двигателей не хватит. А лед быстро утолщался, и их, казалось, все явственнее окружали его глыбы, направляющиеся под ветром к берегу на протяжении всего залива, а скрежет и стук глыб теперь превосходил оглушительный шум самой бури. И действительно, ощущение складывалось такое, что в бухту не пробраться и надо уходить от берега, обратно к ветру и волнам. Не то чтобы Саксу хотелось туда, где они снова заметались бы по волнам, которые становились все больше и необузданнее, так что судно вполне могло опрокинуться, – но при такой неожиданной плотности прибрежного льда это уже выглядело меньшим из зол.
