С родителями он так и не встречается.
Жизнь налаживается, личная в том числе. Женщины любят деньги, и нашивки на антиперегрузочном комбезе, и подтянутую фигуру, и военную выправку. Правда, ему не везёт: все они какие-то… недоделанные. Как-то так получается, что самые породистые, отборные, с умными, как у медтехника, глазами, всё равно обходят его стороной.
Это бесит.
Он подумывает жениться. Не то чтобы оно ему было так уж сильно надо, но это не помешает для статуса. Да и удобно, в общем-то, когда не надо каждый раз искать новую девчонку, обхаживать, деньги тратить… Жёны в этом смысле вообще штука очень утилитарная. Он даже присматривает себе одну.
Она медтехник. Она очень похожа на ту, хотя едва ли он себе в этом признаётся. Но не складывается: она слишком много требует, слишком много болтает, слишком тупа, непослушна, неудобна.
Просто не та. И слушать постоянно её трескотню, придирки и прочее… Оно ему просто не надо.
Так что, он предпочитает купить себе вип-карту в высококлассном борделе для военных. Там не задают лишних вопросов, там все девчонки умны и умелы. Там ему хорошо.
Вообще он не из этих. Конечно же, нет. Он презирает этих и никогда не трудился это скрыть. Но один раз не считается, потому однажды он заказывает себе смуглого, черноглазого парнишку, гибкого, со смеющимися глазами. Он сам не знает, зачем. Удовольствие яркое, но приносит с собой слишком много злости. Он избивает хастлера, пока тот не начинает кашлять кровью.
Больше он в тот бордель не приходит.
А потом начинается война.
В отличие от многих, он рад. Для такого, как он, война открывает очень много возможностей. Рисков тоже, конечно, но… Если у тебя есть правильные знакомые, то на передовую тебя не отправят, этого можно не опасаться; если у тебя есть удобная должность, то война может оказаться очень выгодным предприятием. Так и случается: покровитель находит для него относительно безопасное, прибыльное, удобное и интересное место… Не без дополнительных заданий, конечно.
Теперь его работа — с одной стороны, шептать на ухо коменданту правильные советы, с другой стороны — исполнять приказы и запоминать всё, что происходит. Он теперь слуга двух господ, и это вдвойне выгодно.
Работа ему нравится. Они, помимо прочего, занимаются выявлением, пленением и изучением альданских тварей, и ему приятно понимать, что в данном случае он делает вполне благородное дело. В кои-то веки приятно чувствовать себя абсолютно правым.
Альданцы — не люди. Они даже, чтоб их, не настоящие. Их главный, отборнейший псих, выращивает их специально на убой. А это значит, что никаких моральных законов тут быть не может, как и прав у этих пленных. Уродцы, пришедшие с ними воевать, должны быть изучены и уничтожены. Они, вне зависимости от контекста, не заслуживают жалости.
Ему нравится творить это доброе дело.
Перед глазами мелькают базы, лица, опыты, ситуации. Военнопленные, раскрытые шпионы, сбежавшие отрыжки лабораторий, которые надеялись устроиться среди людей… Он делает благое дело. Он очищает от них галактику.
Когда большое начальство рассказывает ему о ловле на живца очень большой рыбы, война уже приближается к своему логическому завершению. Именно тогда его покровитель впервые за долгое время выходит на связь. “История с пленением лок-генерала не должна пойти по плану, — говорит покровитель во время не-личной встречи на задворках виртального теневого пространства. — Позаботься об этом”.
Он не в восторге от ситуации, но понимает: война подходит к концу, покровитель готовится к переделу власти и хочет убрать конкурентов с доски. Он может это понять. По счастью, вмешательства особенного не требуется: он снижает уровень блокиратора в составе лекарств, которыми накачивают мутанта. Так что дальше альданский урод с какой-то слабой на передок бабой-пилотом всё делают за него.
Скандал получается громкий, а суд — показательный. Но, как и обещал покровитель, его наказание обходит стороной. Теперь на его счёте материализовалась немаленькая сумма, к особняку на планете-курорте добавилась вилла на закрытой вип-станции, а сам он отправляется в ссылку с новым заданием.
Найти и убить Ал-а… Не так уж просто, но он уверен, что справится. Он ждёт возможности отрезать тварь от вирта. Он работает в этом направлении, изредка в перерывах потрахивает курицу Нэллу, что не мешает ему заглядываться на милашку Вику.
Девчонка — его подчинённая. Она красотка. Особенно он любит её глаза, чёрные, яркие и живые. Он придумывает способ подкатить…
Диверсия. Неразбериха. Возможность. Дурацкие моллюски.
Эйм.
Он очень хочет жить, но мир перед ним гаснет. Он бьётся в агонии, и…
14
Малатеста вспомнил себя и тут же согнулся пополам, борясь с приступом тошноты.
— Ненавижу свою работу, — пробормотал он.
За все годы он так и не научился спокойно переносить чужие жизни. Чудо, что ещё в самом начале его за это свойство не выбраковали, как хоста. Но Двадцатому подошёл только он, так что…
“Состояние стабильное?” — Двадцатый так явно сочувствовал ему, что Малатеста даже немного улыбнулся.
Так было всегда, с самого его детства: он возвращался в свою жизнь, постаревший внутри на несколько десятков лет, ни на гран не изменившийся снаружи, отчаянно напуганный и счастливый, что предыдущая смерть принадлежала не ему — и тут же он слышал Двадцатого в голове. Ну и Деймоса иногда, если тому случалось находиться поблизости.
“Ты всё ещё здесь, к сожалению,” — говорил он насмешливо. Многие думали, что это издёвка, но на деле…
Каждый раз, проживая чужую жизнь, Малатеста боялся не вернуться. Он чувствовал, что теряет с каждым погружением кусочек себя. Чужие жизни оставляли след. Вот и сейчас он никак не мог отделаться от внимательных и весёлых чёрных глаз, наблюдающих за ним сквозь призму чужой памяти.
Какая же мерзость.
Самое паршивое, что каждый раз ему было их жаль. Порой это была жалость искренняя, порой гадливая, порой вопросительная (самый популярный вопрос звучал как “Зачем вообще такое делать со своей жизнью?!”), но каждый раз, побывав в их шкуре, увидев их изнутри, он не мог отделаться от сотни противоречивых эмоций, от боли и горечи.
Очень хотелось в свой офис. Никто по ту и эту сторону бытия не мог бы передать, насколько Малатеста обожал и ценил свою человеческую жизнь. Возможность просто делать то, что хочется, есть вкусности, жить в комфорте… Но он не бросил бы Деймоса.
А у того, в свою очередь, шило в заднице, список кармических долгов в световой год длиной и близнец-интриган, из-за многоходовок которого Деймос уже лишился ног…. Тот факт, что Деймос продолжал на Фобоса работать после этого, выполняя грязные поручения, оставался для Мала загадкой. И даже то, что друг в процессе работы всячески проявляет творческий подход, треплет близнецу нервы и устраивает зажигательные шоу, в целом не примиряло Малатесту с действительностью.
Но есть на свете долги и связи, ради которых на очень многое пойдёшь. Уж это Мал успел для себя выучить.
— Мой хозяин — идиот, — пробормотал он, как мантру.
И начал процесс трансформации.
Ещё несколько ударов сердца, клонирование вирта (довольно неприятный, надо сказать, процесс), и Малатеста натянул на себя облик Владимира, как деловой костюм.
“Мы отправимся спасать Ал-а?” — уточнил Двадцатый.
Он почему-то всегда спрашивал, хотя всегда мог напрямую посмотреть ответ у Мала в голове. Может, так он демонстрировал уважение к чужому пространству… А может, ему просто нравилось разговаривать.
Так-то Двадцатому тоже нравилась человеческая жизнь. И его личный террариум. И йогурты с арбузным вкусом. И аквариум с медузами…
“Если этот так называемый Бобр не может справиться с какими-то моллюсками, то на кой он нам такой нужен? Деймос сказал: протестировать на предмет перевербовки. И вот я тестирую.”
“Значит, будем ждать? Или взломаем сервера?”
