– Чего это баб, в смысле овец, не брать? – спросил парижанин Пьер. – Жалко бросать их тут! А если место останется?
– Ну если место останется, возьмем, – пожал плечами Свен.
Он знал по прежнему опыту, что его не шибко спортивные, отягощенные многочисленными дурными привычками компаньоны уже через двадцать минут, вдоволь наработавшись на погрузке туш немалого веса, запросятся домой к мамочке. Так что дай им бог хотя бы всех ягнят собрать, крутанам...
С первых же секунд приземления флуггеров за трапперами пристально следили пять пар внимательных недобрых глаз.
В густых кронах дубов, растущих в излучине реки Красная, были оборудованы гнезда для снайперов-"кукушек".
Двое "кукушек" – Ветеран и местный селянин Илья Беличья Гроза – и впрямь были отменными стрелками, опытными охотниками, бьющими соболя в глаз.
Остальные стрелки уже второе лето ходили у Ильи в учениках, а случалось даже, били дичь в местах, кишмя кишащих зверьем. Да, им никогда не доводилось бывать в серьезных передрягах – как Ветерану. Но всё-таки эти подмастерья стрелкового дела были хоть чем-то на прискорбном фоне прочих деревенских пацифистов.
Дело в том, что огнебойную охоту в деревне Красноселье не больно жаловали. Занимались в основном разведением скотины, а если что и промышляли регулярно, то двухметровых осетров ниже по течению реки. Бить кабанов с косулями из огнестрела считалось занятием неправильным, недобрым. А вдруг матушка Земля и батюшка Лес обидятся на такую жадность? Обидятся – и ка-ак взыщут!
Однако горечь и досада от последних трапперских налетов, ополовинивших деревенское стадо, были такими сильными, что заставили сельских парней взяться за контрабандные карабины и пойти в ученики к ворчливому, нелюдимому Илье.
Каждый стрелок-"кукушка" располагал карабином-полуавтоматом "Соболь-4", рацией, безбликовым биноклем и десятью загодя снаряженными обоймами.
А Ветеран и Илья Беличья Гроза сверх того имели московитские лазерные дальномеры "Френель". Эти устройства были нужны, чтобы, как объяснял Ветеран, "измерить расстояние до важнейших целей с точностью до метра".
"Важнейшими целями" смекалистый Ветеран назначил автоматчиков, охраняющих флуггеры.
Их требовалось снять в первую очередь, чтобы ватага Воеводы, сидящая в камышах (Ветеран именовал ее мудрено, "группой захвата и удержания взлетно-посадочной полосы"), могла без фатальных потерь пробежать стометровку по открытой местности между зарослями и трапперскими флуггерами.
Ветеран снял расстояние до обоих часовых, вальяжно растянувшихся на песочке у носовой стойки шасси "Кассиопеи", и переслал информацию по рации Ратиславу, снайперу, что обосновался в соседнем гнезде.
По уговору, в это же время Илья Беличья Гроза должен был замерить дистанцию до автоматчиков возле "Малаги".
Илья, хоть и был из местных и никогда не покидал родной деревни, с заданием справился играючи. Но вот беда – доложиться по рации забыл.
Ветеран вызвал Илью и встревоженным полушепотом спросил:
– Ну что там у тебя, брат? Готов стрелять?
– Да отчего ж не стрелять-то? – искренне удивился Илья. – Условились же об том!
– А чего молчишь тогда? Ведь я просил!
– Да запамятовал я, не серчай, – извинительно пробасил Илья.
Ветеран вздохнул. Ну что с них взять? В армии никто не служил. Понятия о дисциплине имеют самые приблизительные. Хотя стараются, ничего не скажешь.
– Ну ты хоть не запамятовал расстояние в прицел ввести? – осведомился он на всякий случай у Ильи.
– Обижаешь. Грамоте ученый, цифры разбираю... Ввел!
– Хорошо, – Ветеран прижал на рации кнопку общего вызова и сказал уже совсем по-военному четко:
– Внимание всем. На счет "три" стреляем. Р-раз... Два... Три!
Выдохнув "три!", Ветеран помедлил еще полторы секунды, чтобы завершить цикл дыхания – его тело должно было слиться с винтовкой в единое целое, как когда-то учили.
Затем нажал на спусковой крючок.
Жизнерадостно урчали двигатели багги, гудели вспомогательные силовые установки флуггеров и звуков стрельбы поначалу никто не услышал.
Даже предсмертный вскрик часового, бдящего близ аппарели "Малаги", утонул в этом шуме.
Ветеран самолично убил двоих автоматчиков, истратив на них для верности всю обойму.
Еще одного автоматчика завалил умница Ратислав, лучший из учеников Ильи.
А вот с последним – аргентинцем по имени Альфонсо – вышла незадача. Он получил только легкое касательное ранение плеча и успел спрятаться за колесо шасси. Там, в укрытии, Альфонсо нашарил в кармане рацию и поднял тревогу.
Поначалу никто из парней не хотел верить якобы раненому часовому, который, к тому же, не в состоянии сообщить ничего внятного. "Какое "стреляют"? Кто?" "Я не знаю, мадонна рамера! У меня дыра в плече!" "В заднице у тебя дыра, брат."
Индус Зегдев вообще был убежден, что это – розыгрыш в исполнении записного весельчака с борта "Бульдога", Свистуна Хэнки. Тот любил всякие экстремальные приколы и голоса у них с раненым Альфонсо были почти неотличимы. И только когда Тото Красавчик, блюя алой кровью, как-то очень по-цирковому вывалился из кузова багги на землю с простреленной навылет грудью, до Зегдева дошло: не розыгрыш.
– Народ, они в камышах! Дикари в камышах! – закричал Свен по рации. – Бегут к нам, твари!
И впрямь, теперь не заметить "дикарей" было невозможно: толпа перепачканных грязью бородачей, одетых на охотничий манер, мчалась к флуггерам!
– Что у них, черт возьми, в руках?! – визгливым от страха голосом спросил Анатоль у Свена, который, хоть и был вожаком, сегодня исполнял обязанности пилота "Малаги" вместо слегшего от дизентерии Попрыгунчика Мэта. – Копья, что ли?
Вопрос Анатоля был непраздным. У аборигенов на вооружении состояли крайне странные штуки: трехметровые деревянные жерди с загадочными черными утолщениями на конце, а еще – вилы с добела наточенными зубьями.
Два самых рослых "дикаря" – а это были дюжий бортник по имени Млад и главный богатырь деревни Алеша – размахивали громадными деревянными молотками-киянками, казалось бы совершенно неуместными в век огнестрельного оружия.
Еще более необычными предметами экипировки дикарей являлись продолговатые штуковины, болтающиеся в заспинных кожаных чехлах.
Ну и наконец, загадку составляло содержимое вместительных деревянных ведер, которые волокли самые молодые бойцы отряда.
– Кажется, нас ждали. Это засада! – проявил сообразительность Анатоль.
В его голосе прозвучала неожиданная теплота. По правде сказать, и в предыдущие разы Анатолю, русскому по крови, было жаль наивных муромчан, остававшихся без стада, и он в каком-то смысле был даже рад, что в этот раз местные не сплоховали. К его счастью, эта теплота ускользнула от внимательного обычно Свена. Ему было не до тонкостей психологии.
