— Погоди, погоди… остров Бали — это где-то на другом конце Земли?
— Ага, в Индонезии.
— И как же вы с Келли…
— А Келли никогда не рассказывал тебе, где живёт? Тебе что-нибудь говорит название Порт-Шамбала?
— Шамбала… это где-то в Китае? Или в Индии?
— Примерно. В Гималаях, как раз на границе того и другого. Оттуда до Бали гораздо ближе, чем досюда, — Мара улыбнулась одними краешками губ. — А вообще мы в двадцать третьем веке живём. На этой планете нет двух точек, удалённых друг от друга больше, чем на двадцать мегаметров. Всё в пределах часа баллистического полёта.
У Элен окончательно пошла кругом голова. Какой бы там ни был век на дворе, идея мотаться на свидание с девушкой за шесть часовых поясов как-то не укладывалась в её сознании. И уж тем более идея отправиться через четверть планеты лишь ради того, чтобы предупредить девушку брата, что тот не сможет прийти…
И вообще, так не бывает. Спасатели летают на вертолётах, а не на каких-то непонятных флиттерах, а баллистический полёт — что-то из области атомно-военных страшилок века этак двадцатого. Помнится, на стажировку в Принстон Элен летела через Атлантику на обычном самолёте, и заняло это часов восемь.
— А можно его навестить? — осторожно спросила она, прикидывая — тут-то мы всё и разузнаем, и про баллистический полет, и про порт в Шамбале…
— Можно, он наверняка будет рад, — весело ответила Мара. — Но, увы, не сегодня… — Она на секунду задумалась: — Не раньше послезавтра. Его из регванны только послезавтра выпустят.
— Откуда?
— Ну вы и живете в ваших городах! — в голосе Мары проскользнула снисходительная нотка. — У вас можно дожить до гулянья с парнями, но так и не узнать, что такое регенерационная ванна. А я впервые попала в регванну в десять лет.
Элен окинула Мару критическим взглядом. Фигура вполне оформившаяся, но в лице, во всяком случае, в той части, которая не закрыта очками, чувствуется что-то неуловимо детское. Одежда, похоже, форменная, стрижка короткая, мальчишеская. Пластика движений… какая-то нечеловеческая, двигается как кошка или даже тигрица — плавно, экономно, уверенно. Не похоже ни на подростковую угловатость, ни на отточенную грацию взрослой девушки. Впрочем, у Келли тоже замечалось что-то подобное.
— А сколько тебе сейчас?
— Пятнадцать. Да, а куда вы с Келли собирались пойти? В театр?
— Нет, на вечеринку к одним моим знакомым.
— А без него ты туда пойдёшь?
— Конечно. Очень жаль, что не смогу его им представить.
— А можно мне с тобой? Никогда в жизни не была на настоящей европейской вечеринке! Вот только костюм у меня, наверное, неподходящий…
— Костюм простят. У нас сейчас мода на мужской стиль, половина девушек так ходит. Но тебя не хватятся?
— Хватятся? Это как? — Мара наморщила лоб. — А, это в том смысле, что девушка в пятнадцать лет не должна в полночь шляться неизвестно где и неизвестно с кем? Не хватятся. Во-первых, я известно где. У меня с аккумуляторами всё в порядке, и если кому-то надо, он в любой момент определит мои координаты с точностью до метра. Во-вторых, по нашим понятиям я уже почти взрослая, и шляться неизвестно с кем — моё полное право, чуть ли не обязанность. Этнографический отчёт писать придётся — это без вопросов. Но опять же зачёт по этнографии сдавать надо…
— Всё-таки ты инопланетянка.
— Я?! Нет, я в Порт-Шамбале родилась. Это Келли у нас инопланетянин. Он родился на Лемурии, то есть Арктуре-e.
«Всё страньше и страньше», — подумала Элен. — Ну да ничего. Привести к Рандью эту девушку с её наивной откровенностью будет гораздо забавнее, чем Келли, который умеет не афишировать свою необычность.
По дороге Элен призналась своей спутнице:
— Это будет не совсем традиционная венская вечеринка. Рандью не австрийцы, они французы, переехали в Вену каких-то пятнадцать лет назад, когда Поль получил место в нашем университете. В науке давно без разницы, француз ты, немец или хорват. А Жанна — журналистка, пишет по-французски, в основном для женевских и лозаннских изданий. И гости тоже будут в основном из университета или из журналистской тусовки. Так что там соберётся совершенно космополитическое сборище.
— Мне ещё рано вникать в такие тонкости, — успокоила её Мара. — Я вообще, кроме Сибири и северной Индии, нигде на Земле толком не бывала.
Над столом в комнате Мишеля висела модель космического корабля. Мара пригляделась:
— Это же старина «Лиддел-Гарт»?
— Да, — ответил мальчик, польщенный интересом родительской гостьи к его модели.
— Ух ты, даже заплата на боевой рубке видна. Я помню, как она образовалась…
— Да? — удивился Мишель. — А вот я не помню. Вроде я все серии «Звёздного патруля» смотрел… в семнадцатой заплаты ещё не было, а в следующей — появилась. Или были какие-то серии, которых по телеку не показывали, только на дисках распространяли?
— Этого действительно не могли показывать. Ты же видел, что в титрах сериала только имя Пауля Эрлиха, оператора, а ни актёров, ни даже режиссёра нет?
— Ну да. Ребята говорят, что Эрлих — гений компьютерной анимации. Сам сочиняет, сам рисует, сам голоса синтезирует, а типажи для членов экипажа где-то на улицах подсмотрел.
— Ну надо же, целую теорию придумали! — усмехнулась Мара. — На самом деле Эрлих — военный корреспондент, а сериал — документальный от первого до последнего кадра. Когда мы получили эту пробоину, Эрлиха приложило шлемом о переборку. Потом он помогал нам ее заваривать. А потом выяснилось, что в камере, встроенной в шлем, от удара раскололась матрица. Он тогда чуть не плакал. Вот, посмотри!
Мара сняла свои очки и отдала Мишелю. На внутренней стороне стёкол, как на экране, двигалось изображение: Пауль Эрлих в скафандре, но без шлема сидел за монитором. На экране монитора творилось что-то ужасное — нечёткое изображение было разбито на куски резкими тёмными линиями, снизу вообще чёрный треугольник на полкадра…
— Естественно, такую запись в эфир не пустишь. А кадров с тактических мониторов и локаторов, которые Эрлих постоянно таскает у штурманов, оказалось недостаточно. Тем более что в тот раз «Лиддел-Гарт» шёл без эскорта, и заснять подлёт ракеты было некому.
— А откуда у тебя эти кадры?
— Вот этими самыми очками и сняла. Хотя нет, предыдущими — тогдашние очки мне сейчас были бы малы. Вот поставь семнадцатую серию и дай мне перемотку.
Мара прокрутила почти полфильма и остановила кадр на эпизоде, где из какого-то то ли вентиляционного трубопровода, то ли кабельного колодца вылезает девочка-юнга лет двенадцати.
— Похоже на меня три года назад?
Мишель с сомнением оглядел уже сложившуюся фигуру Мары, потом ещё совсем детскую фигурку девочки на экране.