– Я такой всегда и была, мой милый, – ответила я, похлопав его по плечу. – Только всегда таила это в секрете, чтобы тебя не расстраивать.
– Уороси, но ведь это не последний, – прошептал он, снова сжимая мою руку. Действительно, пришло время уходить.
– Я… – но я не успела закончить, потому что обшивка разрушителя и весь кратер затряслись, как от подземного взрыва, и над нашими головами засвистела шрапнель, летевшая, казалось, из места, где находилась турель машины. Квилан аж задохнулся от боли. Нас забрызгало комьями грязи, и останки Невидимого подкатились еще ближе. Рука в бронированной перчатке все еще сжимала оружие. Я снова посмотрела на экран шлема. Флаер висел почти над нами. Действительно, пора уходить.
Я повернулась, чтобы хоть что-то сказать ему.
– Не надо, – остановил он меня. – Лучше дай-ка мне винтовочку этого ублюдка. – Он махнул рукой в сторону останков: – Будь уверена, я успею прихлопнуть парочку-другую.
– Хорошо. – Я проползла среди осколков по грязи и взяла винтовку убитого.
– Посмотри, не было ли с ним еще чего! – крикнул Квилан. – Гранат там или…
Я соскользнула обратно, перезарядила винтовку и подала ее Квилану. Ботинки мои были полны воды.
– Все, что есть.
– И так сойдет. – Он проверил оружие и, приложив приклад к плечу, попытался повертеться в разные стороны, насколько позволяло ему придавленное туловище. В конце концов, ему удалось выбрать две или три удобные позиции. – А теперь ступай, а не то я сам тебя пристрелю! – Последние слова Квилану пришлось почти прокричать из-за вновь усилившегося обстрела.
Я наклонилась и поцеловала его.
– Увидимся на Небесах, – едва слышно прошептала я.
Квилан неожиданно нежно посмотрел на меня, губы что-то прошептали, все заглушил мощный взрыв. Я попросила его повторить. Эхо умирало где-то вдали, и над нами медленно угасал столб желтоватого света. Сигнал на экране шлема настойчиво мигал, давая понять, что флаер уже над головой.
– Я сказал, нечего расстраиваться, Уороси, – улыбаясь, повторил он. – Просто живи. Живи за меня. За нас обоих. Обещай.
– Обещаю.
Он махнул рукой:
– Удачи, Уороси.
Я хотела хоть что-то ответить, хотя бы просто «пока», но не сумела произнести ни звука, а только безнадежно поглядела на моего мужа в последний раз, отвернулась и заставила себя лезть наверх, скользя и падая, по этой ужасной грязи, туда, через труп убитого Невидимого, вдоль разбитого разрушителя, чтобы укрыться под его задней турелью от участившихся взрывов среди дождливого неба и быстро поднимающейся воды.
Склоны кратера были скользкими не только от грязи, но и от пролившегося масла, и казалось, что мне уже никогда отсюда не выбраться. Я почти отчаялась, но в этот момент добралась до широкой металлической ленты гусеницы. И то, что убило мою любовь, теперь спасло меня. Используя траки в качестве ступеней, я в конце концов добралась до вершины.
Оттуда в дымном свете разрушенных горящих зданий через мутную пелену дождя я увидела двигающуюся в нашу сторону еще одну огромную машину, а за ней крошечные пригнувшиеся фигурки.
Из-за тучи вынырнул флаер, я прыгнула на борт, и мы мгновенно взмыли. В последний момент пыталась обернуться, посмотреть назад… Но дверцы оказались плотно закрытыми, очень плотно, а меня просто швырнуло на кучу груза. Маленькое наше суденышко, уворачиваясь от прожекторов и осколков, направилось к ожидавшей его «Зимней буре».
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОТСВЕТ ДРЕВНИХ ОШИБОК
Баржи покоились в темноте застывшего канала. Укрывший их перинами снег неузнаваемо смягчал линии. Вся поверхность самого канала, пирсов, причальных кнехтов и подъемных мостов тоже несла нежный груз снега, а высокие здания по берегам с разнообразными окнами, балконами и водосточными желобами мягко светились белизной.
Кэйб знал, что канал – это, наверное, самый спокойный район города во все времена, но сегодня даже он казался неправдоподобно застывшим. Он отчетливо слышал свои шаги в нетронутой белизне – тихий скрип, тишина, тихий скрип и вновь тишина. Он остановился, поднял голову и принюхался. Воздух ничем не пах. Кэйб впервые наблюдал город при такой тишине, густой снег гасил всякий звук и запах. К тому же был полный штиль, и канал, еще и не скованный льдом, стоял неподвижно, без единого плеска.
Ни один огонек не отражался в черной воде, и потому казалось, что ее не существовало вовсе, этакое абсолютное ничто, в котором летят ничем не поддерживаемые баржи. Это тоже было непривычным, ведь весь остальной город, весь мир сияли сейчас огнями.
Кэйб задрал голову. Снегопад прекратился, тучи над городом и дальними горами бледнели и таяли, открывая яркие звезды. В вышине начинала светиться дымная, едва заметная линия, становившаяся все шире и шире по мере того, как медленно исчезали тучи. В небе не было видно ни одного судна, ни грузового, ни пассажирского. Птицы, казалось, притаились в своих гнездах.
Не было слышно и музыки. Обычно в городе Акьюме музыка если прислушаться (а Кэйб умел очень хорошо слышать), лилась отовсюду. Но этим вечером даже он ничего не слышал.
Приглушенность – нашлось подходящее слово. Город был приглушен этой необычной, редкой ночью («Сегодня вы танцуете при свете древних ошибок!» – сказал утром в одном из интервью Циллер, и в словах почувствовалось любование красивой фразой). Это состояние почувствовалось на всей территории Ксаравва, а может, и на всей Орбите Мэйсак.
Но все же казалось, что этой приглушенностью город обязан лишь снегу. Кэйб постоял еще немного, гадая, чем еще можно объяснить эту тишь. Существовало что-то таинственное, что он и раньше видел, но никогда еще он не попытался понять как следует, в чем тут соль. Чтобы иметь дело с самим снегом…
Он обернулся, посмотрел на свои следы в глубоком снегу и неожиданно увидел не одну, а три цепочки. Кто, какое четвероногое могло сделать вторую тропинку? Конечно, он подозревал, и Хаб, без сомнения, подтвердил бы его подозрения, – что это были следы нашего уважаемого гостя хомомдана, посла Кэйба Ишлоера.
Ах, как мало тайн в эти дни! Кэйб огляделся, затем неожиданно подпрыгнул в каком-то странном танце и принялся изучать следы с грацией, которую невозможно предположить в таком большом теле. Он делал это очень внимательно, явно стараясь остаться незамеченным. Следы шли, в точности следуя его маршруту. Так-то лучше. И о чем он думал? Только о снеге и снежном безмолвии.
Следы складывались в некое подобие звука, аккомпанировавшего погоде; в нем слышались вздохи и рев ветра, шипенье и барабанная дробь дождя, туман и свет, капли и струи. Но сам снег падал бесшумно, как с экрана телевизора с отключенным звуком, словно Кэйб внезапно оглох. Да, все было именно так.
