«Немного времени» у Наставников может означать и несколько дней, и целую вечность. Однако девочка слишком занята, слишком счастлива, чтобы жить только ожиданием обещанных даров.
Три недели пронеслись, как одно мгновение. Уроки языков чередовались с познанием наук и славной истории «Паутины». Голос должен был стать экспертом в области не менее двадцати дисциплин. Именно поэтому такие люди редки, а их обучение так сурово. В один прекрасный день по прошествии тридцати — сорока лет Сарри возглавит отряд исследователей, который направится к одному из ближних солнц. Если отряд обнаружит разумную жизнь, ее долг и почетная обязанность будут состоять в том, чтобы установить контакт с представителями цивилизации, расшифровав мозговую деятельность неведомых существ. Если существа окажутся этого достойны, она попробует побудить их примкнуть к отряду, внушив им стремление оказаться на «Паутине».
Сарри нравилось учиться; поэтому когда однажды наставник закончил лекцию раньше срока, она испытала разочарование, даже немного рассердилась. Наставник, между тем, велел ей прийти в уединенную долину, причем в одиночестве.
— Нет, — предупредил он ее, — Лильке не приглашена.
Девочка, разумеется, послушалась и прибежала в условленное место. Там ее ждал Эджи. Он стоял на открытой поляне, на нем было зелено-черное одеяние, на лице застыла вечная улыбка. Деревья вокруг были увешаны драгоценными камнями, переливавшимися в лучах искусственного солнца. Камни при ближайшем рассмотрении оказались коконами, готовыми дать новую жизнь. Эджи не удостоил их внимания. Целый час он придирчиво экзаменовал Голос. Тем временем потеплело, коконы утратили прежний блеск и стали по очереди раскрываться. Увидевшие свет бабочки были одинаковыми, чуть больше ладони Сарри, с белыми глазками, изумрудными крылышками, окаймленными черной полоской. Казалось, среди лета начался листопад, в ушах Сарри стоял сухой шелест крылышек, громоподобный и одновременно вкрадчивый.
Создания носились, кружились в воздухе, но их запасы энергии быстро иссякли. Самые резвые упали на землю первыми, за ними последовали флегматики; в течение нескольких минут танец прекратился. Сарри, как завороженная, наблюдала за этим зрелищем, мысленно слагая о нем стихи.
Эджи был счастлив, насколько это доступно Наставнику.
Потом он объяснил девочке, что выбранный ею вид уже полмиллиона лет не расправлял крылышек.
Сарри была поражена услышанным.
— Скажи мне, дитя мое, как ты поступишь при встрече с чужими? — задал неожиданный вопрос Эджи.
— Поманю их души, — заученно отчеканила она. — Приоткрою им заботливый лик «Паутины».
— Сколько Голосов проходят сейчас обучение?
Она слыхала о нескольких сотнях. По одному Голосу на каждый вид органической жизни, присутствующий на корабле.
— Но среди них ты, возможно, наилучший Голос.
Это было невероятное признание. Сарри было всего пятнадцать лет, ее таланты еще не успели сформироваться.
— Я люблю людей, — признался Эджи. — Больше, чем любую другую органику.
— Почему? — шепотом спросила она.
Он пригладил редкие искусственные волосы.
— Меня породил человеческий гений. Ему я обязан своим существованием. Он же поставил передо мной благородную задачу. Когда я принимаю такой облик, то этим превозношу тебя и весь твой вид.
Сарри кивала, впитывая каждый звук, все мельчайшие интонации.
— Я живу на «2018СС» со времени его создания. Сколько мне в таком случае лет?
Она знала ответ: несколько миллионов.
— Если бы я смог стать органической формой, то предпочел бы быть человеком. — Еще одно поразительное высказывание. Однако он поспешил продолжить: — Представь себе, дитя, что ты способна стать особью иного вида. Не в абстрактном смысле, как это пытаются делать Голоса, а по-настоящему, из плоти и крови. Кому бы ты отдала предпочтение?
Она нагнулась и осторожно подняла умирающую бабочку. Та была вся в пыльце, тельце оказалось на удивление теплым и совершенно невесомым; ее хоботок был приспособлен к питанию нектаром из диковинных, давно вымерших, как и она сама, цветов. Бабочка пискнула и выпустила в Сарри ароматное облачко.
— Вот ей, — ответила Сарри, поскольку ничто другое не пришло ей в голову.
Лицо Наставника выразило сомнение.
— Почему, детка?
— Она так красива...
— Неправда. Ты солгала мне. — В его тоне не было раздражения, но в глазах горел огонь. — Я тебя знаю, Сарри. Я тебя знаю гораздо лучше, чем ты сама знаешь себя. Сейчас ты мне солгала. Во-первых, эти цвета — не из твоих любимых. — Он взял у нее трупик. — Bo-вторых, велика ли ценность превращения в красивое существо? Этот вид спал в нашей «библиотеке» на протяжении пятисот тысячелетий, ненужный и забытый, и оставался бы таковым до скончания века, если бы не твоя воля.
Он выпустил бабочку из пальцев. Оба наблюдали, как она медленно падает, вращаясь на лету, словно бумажный пропеллер.
— Ты — именно та, кем тебе следует стать, Сарри. — Мудрые, вечные глаза улыбались, между губами появился розовый кончик языка. — Вселенная полна красивых и недолговечных вещей, как вот эти бабочки. Разнообразие их огромно, и все они ничтожны. Но редкий талант — например, гениальность Голоса — это то, что способно возрождаться бесконечно.
— Я не хотела обманывать, — прошептала девочка, желая защититься.
— Еще как хотела! — Эджи засмеялся, и это сгладило неловкость. — Твои мысли я тоже знаю. Знаю, кем бы тебе на самом деле хотелось стать.
Она молчала.
— Наставником, конечно.
— Нет! — возмутилась она.
— Не спорь. Ты завидуешь нашему бессмертию. Ты лежишь ночами без сна, мечтая о всеведении. — Он помолчал. — Если дать тебе волю, ты бы захотела стать главной на нашем корабле. Этого желает любой человек. Такова ваша натура.
Он был прав. В глубине души Сарри теснились темные желания, которые она скрывала от всех, в том числе от самой себя... Под грузом стыда и страха она внезапно потеряла равновесие и упала. Мертвые бабочки залепили ей лицо, грозя удушить. Теплые неживые руки снова поставили ее на ноги, теплые бессмертные слова заверили, что ей нечего переживать: все обстоит отлично, и какие бы мысли ни бродили в ее детской головке, ее любят и всегда будут любить...
Новый роман Сарри пел хвалу жизни на космическом корабле.
То было грандиозное эпическое полотно без сюжета, вызвавшее признательность у всех разумных органических форм. В свои шестнадцать лет Сарри внезапно обрела известность. Все переводы были выполнены самостоятельно, независимо от способа чтения аудитории: глазами, осязанием или обонянием. Наиболее страстные поклонники приходили к ней в сектор, чтобы выразить признательность: то был причудливый парад благодарных читателей. Явились засвидетельствовать почтение даже фукианы — укутанные в плетеные мантии громоздкие туши с тусклыми глазенками за черными шорами. Этот общественный вид со строгим кастовым делением и богатой историей рабского существования процветал теперь благодаря радению Наставников. Ни одна органическая порода, за исключением людей, не была так многочисленна и не пользовалась таким уважением. Писк довольства, изданный фукианом, почитался за высшую похвалу и свидетельствовал о высочайшей художественной ценности произведения. Благоговейно поглаживая усиками одобренный роман, фукианы, эти огромные кроты, восхваляли Сарри, а она, как требовал этикет, издавала в ответ такой же благодарный писк.
