Хейбл просиял. Он записал небольшое вдохновенное обращение, которое представители распространили в секторальных комитетах. Оно призывало каждого комитетского Перестройщика помочь решению насущной проблемы: найти деньги на сбор важной информации, с помощью которой лидеры откроют глаза Федеральному Собранию, переманив его на свою сторону.
— Хорошая речь, пусть даже я это сам говорю.
— Действительно, — подтвердил де Блуаз, — и кажется, она сработала, вот что самое главное. Мы, наконец, получили возможность привести план в действие.
— У меня все-таки есть возражения, Элсон, — заявил Катера.
Все присутствующие в спецпомещении затаили дыхание. От сектора Катеры — одного из самых богатых — рассчитывали получить крупный вклад. Если он отступит…
— Какие же у вас могут быть возражения против плана, Дойл? — максимально возможным отеческим тоном спросил де Блуаз.
— Фактически возникает моральный вопрос. Вправе ли мы разыгрывать политические игры вокруг технологического открытия подобного масштаба? Оно способно произвести революцию в межзвездных перелетах и со временем тесно связать все планеты, которые станут близкими соседями…
— Мы не играем в игры, Дойл, — горячо заверил де Блуаз. — С осуществлением замысла мы приблизимся к целям движения. Такая возможность выпадает раз в жизни — раз в тысячелетие! Если должным образом ею воспользоваться, все наши труды и усилия полностью вознаградятся. А если мы сейчас за нее не ухватимся, не извлечем пользы, то не достойны именовать себя Перестройщиками.
— Я побывал на Диле…
Де Блуаз резко махнул рукой:
— Мы же договорились — никаких имен и названий! Всем известно, о ком идет речь и где он проживает.
— Ну, значит, всем также известно, что это личность неуравновешенная и ненадежная! Возможно, его изобретение никогда не попадет к нам в руки.
— Не беспокойся об этом, — вставил Барт. — Как только мы придем к власти, он будет вынужден передать его нам. Никакие личные капризы и причуды не преградят нам дорогу — это мы гарантируем.
Катера, нахмурившись, покачал головой:
— Все равно, мне это не нравится.
— Советую вам изменить свое мнение, — прошипел де Блуаз.
Он вскочил на ноги, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы. Не поймешь, то ли Катера искренне озабочен, то ли просто затевает политическую игру. Надо раз навсегда разобраться, здесь и сейчас.
— Нашему движению в данный момент чуть больше ста лет, и за это время мы одержали значительные победы. Сначала его составляла горстка недовольных депутатов, теперь целые сектора причисляют себя к Перестройщикам. Однако мы пребываем в застое и все это знаем. Да, на публике совершаем красивые жесты, произносим хлесткие общие фразы, но наша точка зрения утратила влияние и силу. Некоторые аналитики даже подмечают на некоторых условно поддерживающих нас планетах отступнические тенденции.
Де Блуаз помолчал, дав слушателям время усвоить сказанное.
— Наши выступления не вызывают в Собрании ни малейшего интереса, все предложения о поправках в Уставе одно за другим отвергаются. Скоро коллеги задумаются, действительно ли мы знаем, что делаем, и, может быть, через короткое время наши места в Собрании займут другие, если немедленно не принять меры!
Последовало продолжительное молчание. Катера сквозь прозрачное сиденье пристально разглядывал свои туфли и в конце концов тихо вымолвил:
— Я прослежу, чтобы средства, имеющиеся в моем распоряжении, сегодня же поступили на счет.
— Спасибо, Дойл! — примирительно поблагодарил де Блуаз, вновь усевшись. — На сколько можно рассчитывать?
Катера передернул плечами:
— Точно не знаю. Деньги в разных валютах, конечно. Думаю, после конверсии общая сумма составит примерно полмиллиона федеральных кредиток.
— Великолепно! Фило?..
И они продолжали подсчитывать вклады, ни сном, ни духом не подозревая, что все их разговоры прослушаны и записаны.
Ход общественных событий нередко определяют незначительные с виду личности, занимающие незначительное с виду положение. За современную ситуацию в освоенном космосе надо, пожалуй, во многом благодарить или винить — в зависимости от вашей философской точки зрения — членов одной семьи, о которой вам, безусловно, ничего не известно, если вы не связаны с межзвездной торговлей. Как их фамилия? Финч.
Из книги Эммерца Фент «Звезды на продажу: экономическая история освоенного космоса»— Ах, как бы мне хотелось свернуть ему шею! — пробормотал старик Пит в пустоту.
Растянувшись на песке, он прослушивал запись под лучами солнца Рагны спектрального класса G2, преодолевавшими расстояние приблизительно в 156 миллионов километров. Ему было восемьдесят один год, но на свои лета он никогда не выглядел, никогда их не чувствовал. Ноги, правда, тощие, жилистые — настоящие петушиные, по его выражению, — кожа обвисла на шее и сморщилась вокруг глаз, прежняя шевелюра начисто исчезла спереди, но двигался старик Пит легко и быстро, энергично размахивая руками и прямо держа спину.
Он любил солнце. Любил на нем сидеть, греться, жариться. Седеющие волосы выгорели добела, загрубевшая кожа приобрела темно-коричневый оттенок, подчеркивая карий цвет глаз. Только на высоком лбу шелушились белые чешуйки. Врач сказал, актинический кератоз, или как там его. От чрезмерного воздействия солнца, особенно на Рагне с ее относительно тонким озонным слоем. Может развиться рак кожи, сказал врач. Поберегитесь. Вот эта примочка размягчает ороговевший слой. Либо отныне ежедневно пользуйтесь лосьоном для загара, либо сидите в тени.
Старик Пит не сделал ни того ни другого. Если кератоз превратится в злокачественный, найдется еще какая-нибудь примочка. А до тех пор от всей души порадуемся солнцу.
Вдобавок это его личное солнце. По крайней мере, то, что светит на этот вот остров. Море Кель простирается во все стороны до сплошного ровного горизонта, где сливается с более светлой голубизной неба. Остров представляет собой продолговатый каменисто-песчаный клочок длиной около километра, шириной вдвое меньше, с единственным домом, редкими чешуйчатыми деревьями — пожалуй, и все. Но это собственность Питера Пакстона, и ничья больше. Он купил его вскоре после ухода из КАМБа и редко покидал. Для таких случаев на крыше дома стоит на приколе флитер высшего класса.
Итак, старик Пит лежал на берегу на спине, с залитыми красным светом глазами от проникавшего под веки солнца, и вслушивался в записанные мужские голоса. В правой руке держал распечатку, предпочитая слышать оригинал. На бумаге не воспроизводятся тончайшие нюансы интонаций, не менее для него важные, чем значение слов.
