края придонных ракушек искололи нежные ступни в кровь. Платье намокло до подмышек, заставляя дрожать как в лихорадке, а тут ещё команда моих «болельщиков», сообразив, что происходит, вместо того, чтобы прийти на помощь, начала дружно скандировать:
– Умри, умри, Офелия!
Похоже, что измученные рутиной души требовали зрелища погорячее, чем полуобнажённое стройное тело девчонки. И, если честно, возможно, в другое время я бы их даже поняла, но сейчас эти крики напрямую касались меня и безумно разозлили… Стоило только представить ухмыляющуюся веснушчатую физиономию Дона с его прищуренными злыми глазами, как гнев утроил силы, и, качнув тело назад, мне удалось приостановить безумное сползание во тьму.
С трудом наклонив вниз тяжёлую голову, я, наконец, взглянула на своё отражение: из мелкой блестящей ряби сложилось бледное растерянное личико девушки-ребёнка с большими несчастными глазами, не понимавшими происходящего с ней кошмара. Похоже, потенциальную самоубийцу привела в ужас сердито пялившаяся на неё взлохмаченная ведьма, и, боясь ещё больше её напугать, я постаралась изменить выражение лица на более дружелюбное.
– Привет… ― начала разговор, прислушиваясь к собственному странно изменившемуся голосу, заметив, что от этих звуков и без того огромные глазищи Офелии ещё больше увеличились, грозя покинуть свои орбиты.
– С ребёнком надо говорить ласково, иначе до него не достучаться, ― учила меня бабушка, и в тот момент я мысленно благодарила старушку за то, что слова она всегда подтверждала делом. Вот только сможет ли девчонка из двадцать третьего столетия найти общий язык с этой малышкой из кто его знает какого «далека»? Как убедить несчастную отказаться от задуманной глупости, оставив в живых нас обеих? Одной мне не справиться…
Я всмотрелась в это славное лицо, поражаясь нашему неожиданному сходству: высокий лоб с летящими к вискам бровями, тонкий, с маленькой горбинкой нос, серые глаза, красиво очерченные полные губы. Если не обращать внимания на то, что Офелия всего лишь выдумка какого-то старого писаки, оживлённая недоделанным симулятором, нас можно было бы принять за сестёр. Идея родилась мгновенно, и надо было действовать, пока ещё лёгкие полны воздуха, а не речной воды…
– Дорогая Офелия, ― ласково промурлыкала я, не ожидая, что мой голос способен быть настолько милым, ― вот мы, наконец, и встретились. Как же долго мне пришлось тебя искать, пролетев почти всю вселенную…
Девочка глотнула воды из набежавшей волны и, закашлявшись, пролепетала:
– Кто ты и почему сидишь в моей голове? Я сошла с ума?
– Не говори таких ужасных слов, дорогая! Ангелы послали меня к тебе, чтобы не дать свершиться непоправимому: если сейчас оборвёшь жизнь, погубишь не только себя, но и своих потомков. Моя душа должна появиться на свет через много веков, но этого не случится, если ты совершишь страшный грех…
Она испуганно захлопала ресницами.
– Неужели, ты…
– Верно, Офелия. Я тоже хочу жить, а для этого ты должна выбраться из реки и, забыв о плохом, назло всем стать счастливой. Ты сможешь это сделать и, поверь мне, обязательно встретишь хорошего парня, ― я старалась, чтобы мои слова звучали убедительно, а это было непросто, потому что разгорячённая зрелищем команда устала ждать захватывающего финала и вопила обезумевшими голосами:
– Умри же, наконец! Сдохни, стерва…
Хорошо, что девочка этого не слышала, слёзы заливали её щёки ― кажется, мы обе плакали, хоть и по разным причинам. Я почувствовала, как в тот момент со мной что-то произошло: внутри скрутила такая боль, словно душа рвалась на части. Впрочем, она прошла также внезапно, как и началась. Через мгновение, Офелия отделилась от меня и, развернувшись, с трудом вскарабкалась на берег. Вода стекала с неё ручьями, мокрое платье облепило худенькое тело, но теперь она не казалась несчастной ― в её глазах не осталось и намёка на безумие: они светились решимостью и моей уверенностью в себе.
Ещё недавно вопившие голоса потрясённо смолкли, и в этой внезапно наступившей тишине, замерев, я с восхищением смотрела на удивительное преображение Офелии. Она кивнула, так знакомо потерев белоснежный висок двумя пальцами там, где у меня остался боевой шрам, и, прежде чем растаять, шепнула:
– Прости меня за слабость, добрый дух; я вымолю прощение у неба, ― и неожиданно добавила дрогнувшим голосом, ― спасибо, Кэт…
Я едва успела охнуть:
– Что за…как она узнала… ― как, мерцая, иллюзия растворилась в воздухе, словно утренний туман под жарким солнцем в вишнёвом саду. Правда, мне так и не довелось увидеть настоящий сад, но бабушка часто повторяла эти слова, смахивая слёзы с глаз. Дверь открылась, выпустив меня к смущённым, пристыженно опустившим головы и отводящим взгляды членам экипажа нашего транспортника. Сейчас мне было не до них ― потом разберусь…
Настоящая вода стекала с комбинезона, оставляя за собой длинные потёки и следы, когда, подойдя к помрачневшему Дону, я отправила его в нокаут своим знаменитым ударом справа. В импланте за ухом раздался возмущённый голос капитана.
– Что там у вас опять происходит, второй помощник? Снова развлекаетесь? Живо на мостик, исполнять!
Скривившись, я завела глаза, ткнув носком хлюпающего ботинка под ребро Дона:
–Твоё счастье, сволочь, что капитан вызывает. Готовься: в следующий раз пойдёшь ремонтировать шлюз без скафандра.
Кое-кто попытался подхалимски засмеяться, но его не поддержали ― знали, что не потерплю подобного. Медленно поднимаясь по лестнице, я озабоченно покусывала губы и, потирая пальцами ноющий висок, готовилась к очередной отповеди вечно хмурого капитана:
– Снова наорёт, не разобравшись в чём дело, старый болван!
Но сейчас меня больше волновали другие вопросы: что же не так с долбаным симулятором, и откуда в душе эта странная сосущая пустота?
На мгновение я остановилась, откинув со лба прядь коротких волос, и губы сами растянулись в довольной усмешке, когда за спиной раздалось кряхтение очухавшегося Дона и его привычное:
– Чокнутая русская…
