Пытаясь говорить спокойно, она спросила:
– Долго мы жгли топливо?
– Четыре часа.
Морн изумленно выгнула брови.
– Это очень много m.
Вектор отхлебнул глоток кофе и согласно кивнул.
– Это почти максимум того, что может выдержать любой из нас – даже с помощью наркотиков. Но мы не хотели, чтобы нас поймали. Мы отключили ускоритель час назад. В настоящий момент мы судорожно сканируем пространство. Если кто-нибудь отправился вслед за нами, придется снова жечь топливо, выдержим мы это или нет. Так что… – Он развел руками.
– Когда мы уменьшили m, Микка попыталась разбудить вас по интеркому. Вы не отвечали. Она знала, что вы до сих пор живы. Знала это потому, – улыбка Вектора стала шире, – потому что слышала ваш храп. Но она не могла разбудить вас. Ник хотел, чтобы она осталась на мостике, потому что сам был не прочь вздремнуть. Мы с Орном добровольно вызвались поглядеть, чем мы сможем помочь вам.
Морн не ответила. Она была слишком занята своими мыслями. Четыре часа на полном ускорении – это, черт побери, великое множество m. От такого давления люди погибают. Ник не просто злился; он крайне спешил; вероятно, положение было отчаянным.
Ей удалось пережить кризис. Она проспала все время своего безумия; нашла возможность бороться с ним. Значит, появилась надежда – больше надежды, чем она ожидала. На данный момент этого было достаточно.
Чтобы заполнить паузу или дать ей время подумать, Вектор снова заговорил.
– Мы разогнались до двух третей нашей формально максимальной скорости. Если бы мы жгли топливо еще два часа, то достигли бы максимума. Для корабля таких размеров наши двигатели достаточно мощны, но любой двигатель сможет выработать такое количество энергии. Мы станем где-нибудь на прикол. Если только, – добавил он, – они не отправились за нами в погоню. В таком случае нам придется узнать гораздо больше, чем нужно, о сильном m. Без прыжкового двигателя, надежного, наши шансы достаточно ограничены.
Даже если они не бросились за нами в погоню, было бы лучше, если бы у нас был таковой прыжковый двигатель, которому мы могли бы доверять. Неважно, какую скорость мы способны развить, этого будет недостаточно. Нам придется стать на прикол очень надолго.
Этот комментарий заставил Морн собраться. Это звучало очень похоже на предложение поделиться информацией. Подобравшись, она жадно вцепилась в предоставленную возможность.
– Как долго? Недели?
Вектор задумчиво посмотрел на свой кофе.
– Скорее, месяцы.
Она беззвучно повторила слово:
– Месяцы?
– Нам предстоит долгий путь. Если кто-нибудь следует за нами – служба безопасности Станции или ПОДК – то мы здорово влипли. Если вы разбираетесь в кораблях или если у вас достаточно развито чувство равновесия, вы можете определить, что сейчас мы корректируем курс. Очень постепенно. Мы не можем рисковать встретиться с другими судами – или быть пойманными – пока делаем этот поворот.
Коррекция курса действительно была очень постепенной. Ее чувство равновесия обычно было довольно чувствительно, чтобы сообщить ей, когда она испытывает m, измененное больше, чем на один вектор. Она лишь удивлялась, говорит ли он ей правду, и если да, то почему.
– Для корабля, у которого неисправен прыжковый двигатель, – заметила она, – мы пытаемся преодолеть очень большое пространство. И куда мы направляемся?
– Ремонтироваться, – сдержанно ответил инженер. – Нам нужно добраться к таким докам, где можно было бы чинить прыжковые двигатели.
Морн в изумлении посмотрела на него. За исключением Станции, она не могла вспомнить в космосе, принадлежащем человечеству, ни одного дока, которого «Каприз капитана» мог бы достигнуть на одном лишь ускорении. Скорость корабля могла быть не меньше 150 000 км/с; но даже эта скорость была ничто по сравнению с расстоянием во много световых лет между звездами.
Забыв об осторожности, Морн спросила:
– В какие доки? Где они?
Глаза Вектора были ясными, как ясное небо.
– Вы понимаете, что я не могу ответить на этот вопрос.
– Нет, не понимаю, – ответила она. – Насколько я вижу, вы могли бы вообще не говорить со мной. Пока вы делаете что-то, чего я не понимаю, вы не можете ожидать от меня, что я догадаюсь, где стоят ограничители.
Он улыбнулся.
– Как я уже сказал, мы станем на прикол на долгое время. Это значит, что нам придется видеться друг с дружкой так часто, что может проснуться желание поубивать друг друга. И будет лучше для всех, если мы подружимся.
Она не улыбнулась в ответ. Вектор Шахид, подумала она, был мужчиной. Как Ник Саккорсо и Ангус Фермопил. Если он хотел «подружиться», значит, чего-то хотел от нее.
Она была готова дать Нику то, чего он от нее хочет. Ради ее собственного спасения. Именно для этого и был нужен пульт управления шизо-имплантатом.
Но никому больше. Никому. Никогда.
И очень холодно она сказала:
– А мы делаем все это по приказу ПОДК? Мы делаем это для того, чтобы Хаши Лебволь не замарался кражей продуктов Станции и перемещением их на «Смертельную красотку»? Преданность – вещь хорошая, но иногда она обходится слишком дорого.
Всего мгновение Вектор выглядел сбитым с толку. Затем выражение его лица разгладилось.
– А-а. Ваша теория, что Ник оперативник СИ. Теперь понимаю. Послушайте меня. – Он подался вперед, чтобы подчеркнуть свои слова, и его круглое лицо уже не озарялось улыбкой. – На вашем месте, я бы не слишком рассчитывал на это предположение. Я бы даже не стал повторять ваши подозрения. Это слишком опасно. Вы достаточно рисковали, когда говорили это в первый раз.
Она нахмурилась.
– Почему? Я сама – полицейский. – У нее не было причин верить ему – и не было причин убеждать его, что она ему верит. – Почему же тогда Ник решил прихватить меня, если не по приказу ПОДК?
Внезапно Вектор встал; он подошел к кофеварке и наполнил чашку. Все его движения были скованными, словно его суставы были отморожены.
Не глядя ей в лицо, он сказал:
– Ник взял вас с собой по своим причинам. Он расскажет вам о них – если захочет.
– А что касается всех остальных…
– На борту нет никого, кто не испытывал бы к ПОДК ненависти. – В его спокойном тоне прорывалась ярость. – И у нас есть для этого основания. Для нас очень неприятно, что на борту находитесь вы. Если вы попытаетесь навешать на Ника свои собственные преступления, мы используем ваши кишки, чтобы разогнать корабль.
– «Преступления?» – Его ярость остановила ее; но не остановила ее вопросов. – О чем вы говорите? Я не просила вас подставлять «Смертельную красотку». Я никогда не посмела бы. Это ваше преступление, а не мое.
