Форд продолжал. – Артур, а это мой сводный двоюродный брат Зафод Биб…
– Мы знакомы, – резко сказал Артур.
Представьте, что вы едете в новой машине по отличному шоссе, на большой скорости, и легко обгоняете всех бывалых водителей, и весьма собой довольны, а затем вдруг переключаетесь с четвертой скорости сразу на первую (вместо третьей), и видите, как ваш мотор элегантно выпрыгивает, и скачками уносится в кювет – и тогда с вами будет то же самое, что случилось с Фордом, когда слова Артура выбили его из седла.
– Э-э… что? – промямлил он.
– Я сказал – мы знакомы.
Зафод странно дернулся, на его лицах появилось удивление.
– Э… м-м… неужели? Э… м-м…
Форд обернулся к Артуру. В глазах его бился сердитый огонек. Теперь, оказавшись снова в привычной обстановке, он вдруг начал сожалеть о том, что связался с этим невежественным туземцем, который знал о Галактике меньше, чем шотландский комар знает о жизни в Пекине.
– В каком смысле – вы встречались? Это, знаешь ли, Зафод Библброкс с Бетельгейзе Пять, а не какой-нибудь Джон Смит из Крайдона.
– Ни капли не волнует, – холодно заявил Артур. – Мы встречались, не так ли, Зафод Библброкс – или, вернее… Фил?
– Что?! – крикнул Форд.
– Тебе придется напомнить, – сказал Зафод. – У меня ужасная память на породы туземцев.
– Это было на вечеринке, – настаивал Артур.
– Вообще говоря, довольно сомнительно, – проговорил Зафод.
– Оставь, Артур, будь добр! – потребовал Форд. Но остановить Артура было нелегко.
– Вечеринка полгода назад. На Земле… В Англии…
Зафод, плотно сжав губы, покачал головой.
– Лондон, – непреклонно продолжал Артур. – Район Айлингтон.
– А, – виновато вздрогнул Зафод. – ТА вечеринка.
Для Форда это был удар ниже пояса. Он беспомощно переводил взгляд с Артура на Зафода и обратно.
– Что? – сказал он жалобно. – Уж не хочешь ли ты сказать, что тоже был на этой несчастной планете?
– Да нет, конечно, – вздохнул Зафод. – Ну, может, заглянул на минутку, знаешь, так, по пути…
– Но я застрял там на пятнадцать лет!
– Я же не знал, правда?
– Что же ты там делал?
– Ну так, осматривался.
– Он вломился на вечеринку, – заявил Артур, дрожа от гнева, – на маскарад…
– Конечно, на маскарад, это же один раз взглянуть… – заметил Форд.
– На этой вечеринке, – Артур не успокаивался, – была еще девушка… впрочем, это сейчас не имеет значения. Все равно все уже полетело в тартарары…
– Слушай, прекрати ты дуться насчет этой чертовой планеты, – сказал Форд. – Кто же был твоим предметом?
– Не важно. Впрочем, я не имел особого успеха. Хотя старался весь вечер. Было в ней что-то такое… Красивая, но не заносчивая, жутко умная; мне, наконец, удалось отвести ее в сторонку, и мы весело болтали, и вдруг является этот твой приятель и заявляет: «Эй, куколка, ты с этим типом не скучаешь? Поговори лучше со мной. Я с другой планеты.» И больше я ее никогда не видел.
– Зафод? – вопросил Форд.
– Да, – ответил Артур, стараясь выглядеть не слишком глупо. – У него было только две руки и одна голова, и он назвал себя Филом, но…
– Но ты должен признать, что он действительно оказался с другой планеты, – сказала Триллиан, появляясь в другом конце рубки. Она наградила Артура приятной улыбкой, которая обрушилась на него, словно тонна кирпичей, и снова повернулась к панелям управления.
На несколько секунд воцарилась тишина. Затем из кошмарного клубка, в который превратились мысли Артура, выпуталось несколько слов.
– Триция МакМиллан? – слабо сказал он. – Ты что здесь делаешь?
– То же, что и ты, – ответила она. – Меня подвезли. В конце концов, со степенью по математике и еще одной по астрономии, что мне еще оставалось делать? Или это, или очередь за пособием по безработице в понедельник.
– Бесконечность минус единица, – ожил компьютер. – Полная сумма невероятности.
Зафод оглянулся, посмотрел на Форда, на Артура, затем на Триллиан.
– Триллиан, – спросил он, – такие вещи – что, они будут случаться всякий раз, когда мы будем включать невероятностный полет?
– Очень вероятно, да, – ответила Триллиан.
Космический корабльЗолотое Сердце продолжал свой полет в безмолвии вечной космической ночи. Теперь он летел на обычном фотонном ходу. Четыре члена его экипажа, чувствовали себя не в своей тарелке – они понимали, что вместе их свело не собственное желание или простое совпадение, но некое малопонятное извращение физических законов – словно отношения между людьми подчинялись тем же законам, которые управляют отношениями между атомами и молекулами.
Когда на корабль опустилась искусственная ночь, они с облегчением удалились в отдельные каюты и попробовали привести в порядок свои мысли.
Триллиан не спалось. Она уселась в постели, и принялась разглядывать маленькую клетку, в которой находилась ее единственная и последняя связь с Землей: две белых мыши. Она настояла, чтобы Зафод позволил ей взять их с собой. Она никогда не собиралась возвращаться, но сейчас ее беспокоило собственное равнодушие к ужасной судьбе родной планеты. Триллиан попыталась думать о Земле, но ей в голову не приходило ровным счетом ничего. Она смотрела, как мыши мечутся по клетке, и яростно вертятся в своих пластиковых колесиках, и постепенно они завладели всем ее вниманием. Вдруг она вскочила, и пошла в рубку взглянуть на мигание огоньков и цифр на экранах. Хотелось бы ей знать, о чем же она старалась не думать.
Зафоду не спалось. Ему тоже хотелось бы знать, о чем он пытался заставить себя не думать. Как бы далеко он не заглядывал в свои воспоминания, оказывалось, что он всегда мучился каким-то неясным чувством, будто часть его постоянно отсутствует. Почти всегда ему удавалось задвинуть эту мысль куда-нибудь подальше и не беспокоиться о ней, но сейчас она снова попалась ему на глаза – благодаря неожиданному и необъяснимому появлению Форда Префекта и Артура Дента. Каким-то образом все это укладывалось в систему, ему непонятную.
Форду не спалось. Он снова в пути, и этим очень взволнован. Пятнадцать лет задержки, практически – заточения, кончились как раз тогда, когда он уже начал отчаиваться. Прошвырнуться по Вселенной с Зафодом – это, конечно, здорово, хотя было в этом его дальнем родственнике что-то такое чуть слишком странное, чего Форд никак не мог взять в толк. То, что он стал Президентом Галактики, честно говоря, ошарашивало, так же как и обстоятельства его ухода с этого поста. Была ли за этим определенная причина? Смысла спрашивать об этом Зафода точно не было никакого – похоже, он вообще все свои поступки совершал без всякой причины: он превратил оригинальничание в высокое искусство. Ко всему в жизни он приступал, вооружась смесью ухищренной гениальности и наивной беспомощности, и зачастую трудно было сказать, что есть что.
