Вадим нагнулся, подобрал какой-то иллюстрированный журнал, потрепанный, с порванной наискось обложкой.
С ума сойти.
«Земное Обозрение». Март 2207 года.
Он вдруг понял, что держит в руках не потрепанную кипу листов пластбумаги, а целое состояние.
На душе от этого ничуть не стало легче. Обстановка древнего корабля, щедро сдобренная тусклым аварийным светом, подспудно продолжала давить на психику.
Он положил журнал, повернулся, отыскивая глазами список экипажа и обязательную схему помещений. Прикрепленный в простенке документ обнаружился там, где ему надлежало быть. Логика планировки казенных помещений мало изменилась за прошедшие века. Разве что форма оказалась другой – вместо настенного экрана он обнаружил обыкновенный лист компьютерной распечатки под прозрачной пленкой.
Шесть кают занимал взвод реакторного отсека, двадцать четыре человека, чьи фамилии и инициалы ни о чем не говорили Вадиму, зато он понял, что случайность забросила его именно в те помещения, куда он тем или иным способом пытался бы попасть при иных условиях проникновения на «Альфу». В зависимости от состояния корабля и реальных возможностей проникновения в него он и Покровский просчитали два варианта действий, один из которых предусматривал посещение центральных постов управления «Альфы», расположенных в носовой полусфере корабля, а другой опирался на исследование капитанской каюты…
…В тусклом красном свете все окружающие предметы выглядели несколько зловеще, нереально. Напряженная, вязкая тишина, в которой жил только звук его собственных шагов, окружала Вадима, обволакивала его не хуже, чем облившее тело фиолетовое мерцание.
Он миновал простенок, обогнул низкий диван, раздвинул двери одной из кают и вошел внутрь.
* * *
Спустя час нервное напряжение, дойдя до своего пика, стало спадать. Взгляд Вадима понемногу свыкся со скупым светом и мертвыми интерьерами отсеков, и хаос, царящий в помещениях, уже не так сильно будоражил воображение, дыхание времени стало глуше, отступило на второй план сознания.
Он по-прежнему придерживался главного коридора, исследуя один комплекс кают за другим.
По мере продвижения вперед становилось все более и более очевидно, что экипаж покидал «Альфу» поспешно, вынужденно. В жилых помещениях все было перевернуто кверху дном, вещи вывалены из шкафов, явно указывая, что в них лихорадочно рылись, выбирая самое необходимое… или скорее самое дорогое, поскольку в каютах обычно хранились только личные предметы обихода, никак не связанные с проблемами выживания.
Явных следов борьбы за «живучесть» корабля Вадим не заметил. Признаков же поспешной эвакуации хоть отбавляй… но он не торопился делать далеко идущие выводы, зная психологию флотских офицеров, которые ни за что не бросят погибающий корабль без борьбы. Значит, аварийная ситуация на борту развивалась стремительно, не оставляя никаких шансов на затяжное сопротивление возникшим обстоятельствам…
Подумав об этом, он стал внимательнее присматриваться к окружающим предметам и вскоре нашел подтверждение своим догадкам.
По некоторым признакам Вадим понял, что в пройденных им отсеках «Альфы» на некоторое время воцарялись невесомость и вакуум, затем атмосфера корабля и минимальная гравитация были восстановлены. Об этом очевидно свидетельствовало как положение предметов, осевших на пол при вторичном включении генераторов поля тяжести, так и характерные разводы высохших пятен на тканях одежды и замысловатые следы сконденсировавшихся на материале переборок минеральных солей. Скорее всего «Альфа» не теряла герметичность; целостность ее обшивки не была нарушена, а заключенный в отсеках воздух попросту замерз, лег кислородным инеем по стенам, чтобы потом, при восстановлении функций жизнеобеспечения, вновь оттаять.
Это могло означать лишь одно – на какой-то период времени колониальный транспорт полностью лишился энергии. Такой вывод не шел в противоречие со всем остальным: и поставленные на ребро створы стартовых шлюзов, и иные следы поспешного бегства экипажа, а также сам факт отстрела криогенных модулей со спящими колонистами лишь подтверждали предположение, что корабль замерзал, теряя одну за другой функции своих внутренних систем, и этот процесс шел обвально, лавинообразно, не оставляя никаких шансов на выживание тем, кто решил бы остаться на борту вопреки обстоятельствам.
В чем заключалась причина таких энергетических потерь и каким образом были реанимированы аварийные системы корабля, ему еще предстояло выяснить.
Через час с небольшим Вадим добрался до последней восьмиугольной развязки данного модуля. За шлюзовой переборкой, которая уже виднелась в конце коридора, располагался еще один трехсотметровый отсек «Альфы», а тут в стенах стандартного холла он увидел уже ставшие привычными шесть дверей, ведущих в каюты.
В отличие от предыдущих они не были маркированы номерами, а имели таблички.
«Главный Инженер».
«Помощник Капитана».
«Главный Энергетик».
«Главный Навигатор».
«Первый Пилот».
«Капитан».
Вадим, не колеблясь, вошел в последнюю дверь.
* * *
Как он и предполагал, интерьер капитанской каюты резко отличался от стандартной обстановки подобных помещений. Это место скорее напоминало рубку управления в миниатюре, нежели жилой отсек.
Показательно, что тут отсутствовал характерный для остальных кают хаос.
Остановившись на пороге, Вадим осмотрел отсек, потом вошел, чувствуя, что уже едва стоит на ногах.
Истощение, и моральное, и физическое, было каким-то запредельным, ненормальным.
Пытаясь справиться с накатившей вдруг слабостью, он сел во вращающееся кресло, расположенное за подковообразным компьютерным терминалом.
Голова неприятно кружилась. Слегка подташнивало, мышцы болели. Даже если принять во внимание изматывающий гиперпрыжок, потерю сознания и необъяснимую пока реанимацию в криогенной камере, такие симптомы запредельной усталости пугали и настораживали.
Вадим знал реальные возможности своего организма и считал, что тот подводит его. «Бывали ведь ситуации и похуже», – мысленно приободрил он себя.
Не очень-то помогло. Воспоминания о многосуточных марш-бросках, нечеловеческих условиях разведок, когда по семьдесят часов не удавалось даже приоткрыть забрало гермошлема, никак не повлияли на подавленное состояние духа. Усталость казалась ненормальной, будто наступало полное истощение организма в результате какой-то необъяснимой болезни.
Вадим подозревал, что виной тому фиолетовое мерцание, по-прежнему покрывающее тело и одежду тонкой, неощутимой пленкой.
