Она в равной степени хорошо проделывала дырки в виртуальных плохих парнях и в древних силуэтных и круглых бумажных мишенях, которые, собственно, были её любимыми жертвами.
Хотя Лафолле никогда не упускал возможности подшутить — разумеется, уважительно — над ее выбором оружия, на самом деле он ощущал огромное облегчение, видя, с каким искусством Хонор обращается с древним пистолетом, который подарил ей гранд-адмирал Мэтьюс. Будь на то воля полковника, леди Харрингтон никогда бы больше не представилась возможность продемонстрировать свой опыт в самообороне, но прошлые инциденты не способствовали уверенности в будущем. Едва ли можно поставить в вину Эндрю то, что землевладелец словно притягивала к себе покушения, личные поединки с кровожадными пиратами, одержимыми манией величия, и отправку на адские тюремные планеты, но факт оставался фактом. И поэтому Эндрю Лафолле всем сердцем одобрял любые занятия, которые делали его подопечную менее удобной мишенью.
Вряд ли полковник недооценивал смертоносную силу ее оглушающей, извергающей дым ручной пушки. Пусть большая, пусть шумная, пусть устарела на две тысячи лет, но от этого она не становилась менее эффективной. К тому же, в отличие от его мантикорских коллег, Лафолле с самого начала учили пользоваться оружием, весьма напоминавшим полуавтоматический пистолет землевладельца Харрингтон. Конечно, дизайн был несколько сложнее, а конструкционные материалы, без сомнения, более совершенными, но основные принципы действия оружия практически совпадали. Он и его коллеги по службе безопасности с ликованием сменили его на пульсеры, которые наконец-то стали им доступны после заключения союза между Грейсоном и Звездным Королевством, и тем не менее двенадцать стандартных лет тренировок с огнестрельным оружием научили его глубокому уважению к его возможностям. Кроме того, однажды он видел, как землевладелец Харрингтон при помощи именно этого “древнего” сорок пятого убила двоих хорошо обученных противников, до зубов вооруженных современнейшим оружием.
Нельзя сказать, что он без тени недовольства торчал в дымном шумном тире, пока она посылала в мишени одну пулю за другой, лишь потому, что существовала призрачная (как он надеялся) возможность непосредственного столкновения с вооруженными противниками. Нет. Как бы успокаивающе ни действовал её профессионализм, главная причина того, что он одобрял посещения тира, была намного проще.
Тренировки по стрельбе были для неё способом расслабиться. Пожалуй, даже ката coupdevitesse уступали занятиям стрельбой по степени полного умственного отключения Хонор от сонма текущих проблем. Необходимость освободить ум, концентрируясь на мышечной памяти, на дыхании, на правильном хвате оружия и контроле давления на спусковой крючок, на совмещении прицела и мишени... Ничего лучше и придумать было нельзя, чтобы отвлечь её, пусть и ненадолго, от текущего безумия политических и дипломатических дел, которое всё сильнее сгущалось вокруг. И одной этой причины было более чем достаточно, чтобы стрельба вызывала горячее одобрение Эндрю Лафолле.
Но это не означало, что он относился к ее походам в тир без примеси беспокойства. Во-первых, он вовсе не одобрял присутствия рядом с землевладельцем вооруженных людей — пусть даже её коллег-офицеров. Он был не настолько глуп, чтобы обсуждать этот вопрос с леди Харрингтон, поэтому он просто запамятовал сообщить ей о частном разговоре, который состоялся у него более четырех лет назад с предшественником сержанта Йоханнсена. Полковник уже давно понял, что самый простой способ избежать жалоб землевладельца на досаждающие ей меры безопасности — это просто не говорить ей об этих мерах. Даже леди Харрингтон не может переживать о том, чего не знает, хотя хранить от неё секреты было делом нелегким.
Однако в данном случае он был почти уверен, что она остается в блаженном неведении, а Йоханнсен, как и предыдущий дежурный по тиру, тайно следил за тем, чтобы ни один стрелок не допускался в тир в то время, когда она выходила на огневой рубеж. Конечно, рано или поздно она могла задуматься, почему всегда оказывается, что тир фактически предоставлен в её личное распоряжение. А когда она задумается, то, возможно, задаст несколько острых вопросов, и Лафолле не слишком радовала перспектива на них отвечать. Но пока что политика “ты не спрашиваешь — я не говорю” работала отлично, а завтрашние проблемы будем решать завтра.
Несмотря на договоренность с Йоханнсеном, выпестованная и тщательно отточенная паранойя не позволяла ему ослабить бдительность. Даже наблюдая, как землевладелец с расстояния пятнадцать метров планомерно выбивает “яблочко” из очередного силуэта, он все равно не переставал наблюдать за остальными огневыми позициями и за звуконепроницаемой дверью, ведущей в тир.
Вот почему он узнал о приходе высокого широкоплечего голубоглазого мужчины задолго до леди Харрингтон.
Полковник узнал вошедшего в тот момент, когда он только показался в дверях, но профессионально невозмутимое лицо великолепно скрыло смятение Эндрю. Нельзя сказать, что Лафолле не нравился вошедший. В сущности, он восхищался адмиралом Хэмишем Александером, тринадцатым графом Белой Гавани, и уважал его почти так же, как восхищался и уважал леди Харрингтон, и при других обстоятельствах он был бы рад видеть его. Но...
Телохранитель вытянулся по стойке “смирно” и отсалютовал, несмотря на то, что граф Белой Гавани, в отличие от землевладельца, был в гражданском костюме. Из-за этого он смотрелся здесь, на острове Саганами, как дьякон в борделе, и, как подозревал Лафолле, это был демарш. После блестящего проведения операции “Лютик” в Мантикорском Альянсе графа признали лучшим командующим, а космический флот Грейсона за заслуги удостоил его звания адмирала флота. Он имел полное право носить соответствующий его званию мундир любого из двух флотов, несмотря на то, что сэр Эдвард Яначек, вернувшись на пост Первого Лорда Адмиралтейства, счел необходимым в качестве одного из первых мероприятий с непристойной поспешностью вывести Александера за штат на половинное жалованье. Если бы Яначек мог, он, без сомнения, приказал бы графу отказаться и от нового грейсонского звания. Формально такая власть у него была, поскольку грейсонцы прибегли к действительному назначению, а не почетному, несмотря на то что граф Белой Гавани не являлся грейсонским подданным. Но даже правительство Высокого Хребта не осмелилось нанести столь неоправданное оскорбление человеку, который выиграл войну. Поэтому Первый Лорд проглотил шпильку и завизировал это назначение... а затем лишил графа Белой Гавани возможности носить какой-либо мундир при исполнении служебных обязанностей. Тот факт, что граф Белой Гавани решил обходиться без мундира и вне службы, даже здесь, в almamater офицерского корпуса КФМ, только подчеркивал мелочность и злобу поступка Яначека.
