Вот он - навык, доведенный до автоматизма годами тренировок. Оса попалась на самом простом уходе от ножа. А Выдра влетел не менее крепко - он лежал рядом с только что убитой им женщиной в самом центре Эль-Параисо, на планете, где не действовал закон о защите бывших элиминаторов. Из груди женщины торчал нож, всаженный по самую рукоятку, а по пестрой цыганской блузке расплывалось багровое пятно крови.
– Боже, - прошептал Томас. - Боже милостивый, прости меня грешного. Ты знаешь, что я не хотел, боже…
Он вскочил на ноги, отпрыгнул назад - не приведи господь запачкаться в крови Осы, оставить на одежде улики. Мысли скакали в голове в лихорадочной спешке. Выдернуть нож, стереть отпечатки с рукоятки? Ни к чему это - Выдра не дотронулся до ножа, нож держала Оса, там только ее пальчики. Все выглядит так, словно она сама зарезала себя, совершила самоубийство, и к тому есть все основания - бывший лесоруб, неустойчивая психика, многократно ушибленная голова. Главное - немедленно унести отсюда ноги. Выскочить на Рамблас… Нет, не выскочить - выйти медленно и аккуратно, не привлекая внимания. Выдра умеет это - не привлекать внимания.
Он нагнулся, поднял с земли брошенную Осой розовую маску и нацепил ее на свою перекошенную бледную физиономию. Отлично. Его никто не узнает, не запомнит, он успеет…
Опять не успел. Ачачилас в этот день явно не благоволили к Выдре. Они обиделись на него и оставили без своей помощи.
Едва Выдра подскочил к калитке, как та распахнулись и в грудь его уперлись одновременно два полицейских шокера.
– Стоять! - рявкнул один из копов. - Руки за голову! Не вздумай дергаться, завалю!
Выдра вздернул руки и увидел, что два полисмена в синих костюмах являются неграми двухметрового роста - как и положено ганимедским копам - и что там, на бульваре, стоит патрульная машина, приехала по его душу. А дальше его схватили за шиворот, проволокли до стены, уперли лбом в шершавый холодный камень, заставили раздвинуть ноги и немедленно начали охлопывать по бокам, проверяя на наличие оружия.
Оружия у Выдры не имелось, но от этого было ничуть не легче.
– За что вы меня? - вякнул он как можно более жалобным голосом. - Я ничего не делал, господа полицейские…
– Не делал? - коповский бас прогремел у самого уха. - Ты вломился на частную территорию. Ты что, читать не умеешь, недоумок? Там на воротах написано «Privado» [Частная собственность (исп.).] - на это ты внимания не обратил? Хозяин сада позвонил и сообщил о тебе…
– Симон, да тут труп лежит! - в голосе второго копа, донесшемся из глубины сада, прозвучали одновременно священный ужас и ликование. - Он тут бабу замочил, ножом прямо в сердце! Ни хрена себе денечек сегодня - третье убийство за смену, и в третий раз бабу пырнули. Все как с катушек съехали!
Полицейский, опекавший Выдру, отреагировал немедленно - схватил его за запястья, завел их за спину, одним движением защелкнул наручники и упер в поясницу Выдры ствол шокера.
Все, дальше можно было не дергаться.
– Я ее не убивал, - сказал Выдра. - Она сама себя. Это самоубийство.
– Во-во, и те двое так же говорили, - флегматично заметил коп. - Все в кровище, а все на девчонок валили - мол, зачем-то напились, для чего-то укололись драгом, а потом почему-то взяли и зарезались. Ты откуда такой заморыш? С Земли небось?
– Да.
– Имя, фамилия!
– Выдра.
– Не понял. Отвечай четче.
– Выдра! - звонко крикнул Выдра. И тут же получил палкой по затылку.
– Я тебе, недоумок, ясным языком сказал, - пояснил полицейский, - скажи мне имя и фамилию, недоумок. Скажи твои имя и фамилию, недоумок с Земли. А клички свои говори своим дружкам-наркоманам, недоумок.
– Томас Уанапаку, - грустно сообщил Выдра. - Но в паспорте записано именно Выдра. Потому что я индеец и имею право оформить паспорт на свое индейское имя. Согласно указу правительства Боливии от…
– Все, поехали! - Мощная лапа копа легла на шею, сжала ее могучими пальцами и толкнула Выдру в сторону ворот. - В управлении разберемся, кто ты такой и зачем девок средь бела дня режешь.
Трудно поверить, но Выдра за всю свою жизнь ни разу не был в полицейском участке, не было такой необходимости. Его, слава богу, ни разу не арестовывали, а прямых контактов с полицией он избегал, как и все лесорубы. Функции полиции и Службы элиминации были четко разделены, но вот элиминаторы были службой секретной, а полиция - нет. Поэтому лесорубы считали себя элитой, высшей инстанцией по сравнению с обычными служаками-копами, грубыми и туповатыми. Люди, работающие в полиции, само собой, придерживались диаметрально противоположного мнения. Поэтому копы и элиминаторы всегда немножко, чуть-чугь, в рамках приличия недолюбливали друг друга.
И все же, окажись Выдра в подобной ситуации на Земле, он бы своевременно и быстро известил тех, кого следует, о том, что является бывшим элиминатором. Само собой, он не стал бы говорить об этом оперативникам, арестовавшим его, но в участке немедленно назвал бы определенный код, и ему дали бы позвонить по нужному телефону, и уже через полчаса он сидел бы в Службе и рассказывал правду об истории с Амарантой Гуарачи, и ему бы поверили… Сплошные «бы». Здесь, на Ганимеде, все было не так. Выдра знал, что вне Земли все не так, все не по-человечески, но никак не мог предполагать, что вляпается так безнадежно, по самую макушку. На Ганимеде не было Службы элиминации. Более того - земных элиминаторов здесь откровенно ненавидели. Сказать здесь, что он - бывший элиминатор, автоматически означало подписать себе самый жестокий приговор.
Может быть, то, что происходит с Выдрой, и есть проявление злосчастной судьбы бывшего лесоруба? Наказание божье за сотни убитых им, пусть и во имя закона, людей?
Что ему было делать сейчас, что?
– Я ее не убивал, - повторил он в очередной раз. - Я же говорю, мы стояли с ней, разговаривали, а она вдруг достала этот кинжал и собралась себя резать. Ну, само собой, я попытался ей помешать, только как ей помешаешь - она же сильная до осатанения, она каратистка и все такое. Я не успел вырвать у нее нож, она воткнула его себе в сердце…
Допрос шел уже второй час, и Выдра разговаривал уже с третьим по счету копом, в третий раз рассказывал ему одно и то же, а тот даже ничего не записывал - только угрюмо разглядывал Выдру и ковырял спичкой в зубах. Этот полицейский был помельче своих дюжих собратьев, к тому же белый, но никакой симпатии у Выдры все равно не вызывал - сизый его нос и одутловатые желтые щеки говорили о нездоровом образе жизни и пристрастии к бытовым порокам, а маленькие тусклые глазки никоим образом не свидетельствовали о наличии интеллекта.
– Почему вы ничего не записываете? - спросил Выдра, потеряв в конце концов терпение. - Почему не ведете протокол?
